Философские взгляды А.Н. Радищева. Философские взгляды радищева

20.09.2019

(1766-1771) решающим образом сказалось на его взглядах. Он окунулся в атмосферу европейской просветительской мысли, насыщенную неслыханным в России вольнодумством, интеллектуальной смелостью, обилием философских течений.
На формирование его философских воззрений большое воздействие оказали труды Лейбница, а также К. А. Гельвеция, Ш. Бонне, Э. Платнера, Дж. Пристли, Ж. Робине, Дж. Локка и др. Он увлекался также сочинениями И. Гердера, Ж. Ж. Руссо, других просветителей XVIII в.
В лейпцигский период жизни Радищева произошли события, которые остро переживались им и повлияли на его мироощущение. Он был потрясен безвременной кончиной его ближайшего друга Ф. В. Ушакова. «Помышление о смерти» становится постоянным предметом его философских интересов. Разрешение извечного трагизма человеческого бытия он видит в поиске рациональных и опытных оснований возможного бессмертия.
По возвращении на родину Радищев служит в различных государственных учреждениях, занимается литературным творчеством. В частности, он публикует перевод книги Г. Мабли «Размышление о греческой истории» с собственными примечаниями (1773), пишет оду «Вольность» (1783), «Житие Федора Васильевича Ушакова» (1789). Выход в свет его знаменитого публицистического трактата «Путешествие из Петербурга в Москву» (1790), содержавшего резкую критику самодержавия и крепостного права, вызвал гнев Екатерины II. Автор был объявлен бунтовщиком «хуже Пугачева», приговорен к смертной казни, замененной ссылкой в далекий Илимск. В Сибири Радищев написал свой главный философский труд - трактат «О человеке, о его смертности и бессмертии». После смерти Екатерины II Радищев возвращается из Сибири, а с воцарением Александра I принимает участие в составлении новых законов. Однако в силу ряда причин как политического, так и личного характера он переживает тяжелый душевный кризис и кончает жизнь самоубийством.
Философия Радищева настолько тесно связана с его учением о человеке, что ее точнее следует назвать антропосоциальной. Вытекающие из нее общественно-политические идеи сформировались в атмосфере культурно-идеологического движения Просвещения. В соответствии с духом времени Радищев верил во всесилие человеческого разума, в его способность выявить первопричины социального зла и неправды, в частности бедственного положения российского крестьянства, морального разложения знати, указать реальные пути и средства преобразования общественной жизни. Сила убеждения, доказанная очевидность истины способны, считал он, преодолеть сословные предрассудки. Верой в такую возможность объясняется и публикация Радищевым «Путешествия из Петербурга в Москву» в обход цензуры, особенно рискованная на фоне революционных событий во Франции, в период резкого поправения внутренней политики Екатерины II.
Под влиянием идей западноевропейского Просвещения Радищев полагал, что в основе всякого общественного объединения вне зависимости от конкретных социальных условий, правовой системы и государства лежит как некий исходный элемент и вместе с тем универсальный критерий естественная природа человека. Из нее вытекает совокупность прав, ценностей, которые, будучи выражением сущностных характеристик человека, должны в максимальной степени быть реализованы в общественной жизни. Это право на личную безопасность, свободу, труд, равенство, собственность, семью и т. п. «Человек родится в мир равен во всем другому. Все одинаковые имеем члены, все имеем разум и волю», - пишет Радищев". Придерживаясь договорной теории государства, он полагал, что изначальная полнота прав и свобод, данная природой человеку, не может сохраняться вечно. Будучи существом общественным и стремясь к «гарантированным выгодам», человек вступает в общение с себе подобными. При этом он вынужден жертвовать частью своей свободы, но оставляет за собой право не подлежать полному контролю со стороны общества или государства. Пока не предана забвению высшая цель договорного ограничения прав - «достижение общественного
блаженства», до тех пор социальный мир есть продолжение и развитие мира природного. Если же общественный договор не выполняется, законы или практика их применения «утесняют» естественные права, то это не только преступление против общего блага, но и против законов самой природы. Отсюда Радищев выводит основания решительных перемен экономической и политической жизни российского общества, изменения его законодательства и государственного устройства. В случае, если реформы сверху не будут проведены, вступает в силу «право мщенное природы», оправдывающее революционное насилие во имя торжества естественных человеческих прав.
При всем радикализме своих политических воззрений Радищев не отвергал реформаторских путей социального обновления, он трезво оценивал кровавые бури, которыми сопровождалось крушение монархий в Англии и Франции XVII-XVIII вв. Революцию он считал трагедией: дворяне - эти «звери алчные, пиявицы ненасытные» - могут спровоцировать восстание «земледельцев». И хотя революция с нравственной точки зрения есть возмездие поработителям, хотя она являет собой социальную закономерность, Радищев отчетливо видел в ней черты выступающего на поверхность общественной жизни хаоса, «пагубу зверства», «смерть и поджигание». Революции, по его мнению, следует избегать хотя бы потому, что порожденная ею ничем не ограниченная «вольность» чревата новыми формами рабства. Революционно-эсхатологические картины, которые рисует Радищев на страницах своего «Путешествия...», были призваны главным образом подтолкнуть верхушку дворянства во главе с Екатериной II к началу деятельности по коренному изменению общественной жизни в России. Так, в главе «Хотилов» он предлагает путем постепенного изменения законодательства восстановить земледельца «во звании гражданина», наделить его собственностью, и прежде всего землей, сделать равным с другими сословиями перед законом. Радищев осуждает крепостное право, приравнивающее основную массу российского народа - крестьянство - к «тяглому скоту», сама тяжесть порабощения которого - залог неизбежного в будущем социального взрыва. Движению общества к свободе и равенству мешает также «самодержавство», которое он определял как «наипротивнейшее человеческому естеству состояние»1. Лучшей формой государственного устройства Радищев считал республику, в которой реализуются суверенитет народа и его гражданские права.
Социально-философские воззрения Радищева нашли также отражение в оде «Вольность», в которой он провозгласил себя «прорицателем свободы», борцом против деспотизма, видящего в народе «лишь подлу тварь». Одним «счастливым народам» вольность «случай даровал», другим приходится отстаивать ее силой оружия (здесь характерна ссылка на «вождя свободы» - Вашингтона), третьи, для которых «не приспе еще година» (к ним Радищев относит «Отечество мое драгое»), повинуясь духу времени, природному стремлению к вожделенной свободе, рано или поздно получат ее. Ее инициаторами станут пионеры вольности (к ним он относит и себя), «малые светила», рассеивающие «сгущенную мглу» и движимые гражданским долгом, идущие наперекор «гладу, зверству, язвам, лютому духу властей». Убежденность Радищева в торжестве свободы подкрепляется ссылками на могущество «духа разума». Предмет его «суть мы, а не я», т. е. идея свободы уподобляется универсальной истине науки (Радищев здесь приводит имена Галилея и Ньютона).
Стремление к свободе оказывается также своеобразным выражением пантеистических и деистических мотивов творчества Радищева, понимающего человека как часть природы. Свобода - такая же неотъемлемая часть человеческого естества, как и его принадлежность природе. В этом качестве она и есть не что иное, как «закон природы».
Свободолюбивые призывы Радищева впоследствии были высоко оценены А. И. Герценом, выпустившим со своим предисловием «Путешествие...» Радищева вместе с книгой М. М. Щербатова «О повреждении нравов в России». Представляя республиканские идеи Радищева как прямую противоположность монархическому взгляду на Россию Щербатова, Герцен заметил, что в отличие от последнего «Радищев смотрит вперед». «Радищев гораздо ближе к нам, чем кlt;нязьgt; Щербатов; разумеется, его идеалы были так же высоко на небе, как идеалы Щербатова - глубоко в могиле; но это наши мечты, мечты декабристов».
Философские взгляды Радищева несут на себе ряд признаков века Просвещения. К этому времени средневековая целостность духовной жизни, освященная религией, окончательно распадается на множество дифференцированных «наук, искусств и ремесел». В умах воцаряется идея энциклопедии и как способ построения свободного светского знания, и как эффективный познавательный принцип. Центральные произведения Радищева: «Путешествие...», «О человеке...» - по сути энциклопедичны. Статистика, физиология, история, экономика, ботаника, юриспруденция - все области знания интересны автору, все необходимы для полного исследования интересующего его предмета. Во- вторых, в этом энциклопедическом многообразии выделяются в качестве связки опытное естествознание и философия. Для Радищева, как и для большинства мыслителей того времени, науки о природе давали не только достоверные факты и плодотворные теоретические результаты, но и образцы мышления, по которым строилось философское познание. При этом Радищев, в отличие, например, от М. В. Ломоносова, ориентировался преимущественно на «естественную историю» (старое название биологии) и на те разделы химии, физики, медицины, в которых главным образом получили развитие идеи трансформизма, целостности, отдельные диалектические представления. Наконец, творчество Радищева приходится на второй этап европейского Просвещения - время его идеологического оформления, когда наряду с социально-политической и гуманистической проблематикой на первый план выступает вопрос о природе человека. В области философии это проявляется в тенденции наполнить традиционные категории метафизики практически значимым антропологическим содержанием.
Таким образом, в соответствии с духом времени проблема человека у Радищева становится центральной; в ее решении он опирался, по существу, на естественно-научное и философское знание.
Наиболее развернуто его философские взгляды выражены в трактате «О человеке, о его смертности и бессмертии». Это - одно из наиболее сложных для понимания и истолкования произведений русской мысли. Трактат впервые был опубликован в 1809 г. - через 7 лет после смерти автора - и, очевидно, не был окончательно подготовлен им для печати. Эрудиция Радищева, его обращение к широкому кругу философской, художественной и естественно-научной литературы отразились в тексте в виде обилия явных и скрытых цитат, ассоциаций, аллюзий, что весьма затрудняет вьивление его собственной позиции. Наконец, произведение Радищева принципиально адогматично, порой наполнено личностным, эмоциональным пафосом и скорее приглашает к размышлению, чем содержит набор окончательных и безусловных истин. В целом трактат представляет собой оригинальный, во многом уникальный для русской интеллектуальной традиции понятийно и художественно оформленный диалог (с элементами полифонизма) между конкурирующими школами философской мысли того времени.
В нем в той или иной форме затрагиваются вопросы онтологии, гносеологии, этики, эстетики, социальной философии, проблемы сущности человека, соотношения физического и духовного, природы сознания и др. Все это многообразие философских тем концентрируется вокруг главной проблемы: бессмертна ли человеческая душа, и если да, то каковы формы ее посмертного существования? Раскрывая всю сложность и гипотетичность («гадательность») решения этой проблемы, Радищев нередко избегает навязывать читателю свое мнение, чтобы дать ему возможность взвесить аргументы всех оппонирующих сторон. Не случайно и композиционно, и содержательно трактат обычно рассматривают как распадающийся на две части. В первой части (это первая и вторая книги) звучат голоса мыслителей преимущественно материалистической и деистической ориентации, до- называется естественное происхождение сознания, зависимость души от «органов телесных», воспроизводятся идеи сенсуалистов и утверждается тезис о неизбежной смерти души вместе с прекращением жизни тела. Во второй части (третья и четвертая книги) на фоне изложения аргументов философского идеализма и рационализма содержится обоснование общего вывода о бессмертии души. Стремясь избежать крайностей примитивного отождествления «мысленности» и «вещественности», а также противопоставления их как двух различных субстанций, Радищев избрал для себя «третий» и наиболее трудный путь синтеза самых плодотворных идей на почве реализма, опыта и здравого смысла.
Радищев явно стремится обосновать положение о несотворенности, вечности и многообразной творческой силе природы, которой присущи различные формы движения в пространстве и времени. Однако он то и дело колеблется, допускает деистические и пантеистические интерпретации, рассуждает о творческой силе Бога, о первотолчке («первый мах», «первосдвиг»), сообщившем веществу постоянство движений и структурную организованность. Но поскольку опыт и здравый смысл заставляют исходить в наших практических и познавательных нуждах из живой и движущейся «вещественности», постольку спор между материализмом и деизмом не носит для Радищева принципиального характера и вообще вряд ли имеет смысл. «На что нам знать, что до сложения мира было, и можно ли нам знать, как то было?»
В мире, полагал он, нет изолированных объектов, но всегда есть некая их группа или система. «Кто вникал в деяния природы, тот знает, что... в сложениях, ею производимых, мы не находим... составляющую часть от другой, но всегда совокупность». В связи с этим Радищев указывал на наивность и архаичность древнего учения о четырех стихиях как атомарных началах бытия. Земля, вода, воздух и огонь «суть сложности», а вовсе не кирпичики мироздания.
Целостные образования, согласно Радищеву, не простые агрегаты механически связанных частей, они представляют собой субординированные и координированные единства. Не всякое целое, подчеркивал он, может быть результатом элементарного соединения составляющих его частей, хотя многие его свойства имеют в них свое основание. Важнейшую роль играет способ связи частей, или «организация». «Одно из главных средств, - писал Радищев, - природою на сложение стихий и изменение их употребляемое, есть организация»3. Он склонен считать, что между неживой и живой природой, а также между ними и человеком существует не только универсальная связь и взаимодействие, но иногда явное, иногда скрытое генетическое единство. Возможность этого как раз обусловлена наличием механизма самопорождения в рамках организации неких новых, а иногда принципиально новых свойств и качеств.
Не прибегая к помощи трансцендентных (сверхъестественных) сил, Радищев пытается на протяжении многих страниц своего трактата показать «натуральное шествие природы» от низших организмов до мыслящего мозга. Правда, такая попытка носит у него характер гипотезы. Превратить ее в научную теорию, т. е. исчерпывающим образом доказать ее, можно, по мнению Радищева, лишь в том случае, если наука в качестве первого шага сумеет превратить неорганическое вещество в органическое. А это дело будущего.
Стремление наметить контуры немеханического взаимосоотношения части и целого позволила Радищеву избежать тупиков дуализма и представить человека в виде сложного единства, живой совокупности разнородных начал. Именно анализ взаимосвязи составных элементов «сложения» человека убеждает Радищева в том, что «качества, приписанные духу и вещественности, в нем находятся совокупны»4.
Единство человека с окружающей природой состоит, по мнению Радищева, как раз в том, что он, подобно животным, растениям и даже минералам, представляет собой некую совокупность частей, что он - результат, «венец сложений вещественных» и именно поэтому «единоутробный сродственник, брат

3Там же. С. 87. 4Там же. С. 73.

всему на земле живущему». Иными словами, известное тождество человека с природой проявляется в самом принципе «организации» и в наличии «мертвых», «вещественных» слагаемых его органической жизни. Радищев подчеркивает именно момент «родства», «едино- утробность» человека и природы, т. е. в тенденции эволюционную выводимость человека из природного целого.
Радищев намечает разработку своего рода комплексного подхода в изучении человека, четко выделяя при этом три способа анализа: первый, который можно было бы назвать предметным, состоит в рассмотрении человека как данности, уже сформированной, в отвлечении от изменчивости его реального бытия; второй - функциональный, включающий исследование деятельности человека в природе и обществе (этот подход Радищев связывал с изучением структуры целого: «Осмотрев человека во внешности его и внутренности, посмотрим, каковы суть действия его сложения»); и, наконец, своеобразный историко-генетический способ, т. е. анализ этапов жизни человека (рождение, становление, смерть) в целях прогноза его будущего (что будет после его смерти?).
Важнейшей функцией человека Радищев считал познание: «Человек имеет силу быть о вещах сведому. Следует, что он имеет силу познания, которая может существовать и тогда, когда человек не познает. Следует, что бытие вещей независимо от силы познания о них и существует по себе».
Изучая теоретико-познавательные воззрения Гельвеция, Радищев писал в «Дневнике одной недели», что у французского мыслителя к деятельности и показаниям чувств полностью сводятся все, даже «превыспреннейшие» способности мышления: умозаключение, память, творчество. Такие крайние выводы не могли удовлетворить Радищева, поскольку самостоятельный характер рассудочной деятельности, а также в какой-то мере специфика понятийной формы отражения были для него очевидны. Например, в понятии «колокол», отмечал Радищев, ум сочетает воедино разные данные органов чувств: звук, плотность, зрительную форму и т. д. Радищев соглашается с Гельвецием в том, что отвлеченные понятия, суждения, умозаключения «корень влекут», т. е. в конечном счете происходят от первоначальных ощущений, вызванных воздействием на органы чувств предметов и явлений внешнего мира. Однако полностью свести мышление к ощущению, по его мнению, невозможно. В доказательство этого в трактате «О человеке...» приводятся многочисленные примеры власти души над телом, в частности во время телесных «недугов», рассматривается такое свойство человеческого ума, как внимание, т. е. самопроизвольная направленность сознания на одну определенную идею. «Ничто, по мнению моему, - писал Радищев, - толико не утверждает, что душа есть сила, и сіма сама по себе, как могущество ее прилепляться по произволению своему к одной идее. Сие называем вниманием»4. Таким образом, человеческое познание как одна из важнейших функций сложноорганизованного телесно-духовного целого - человека-само рассматривалось Радищевым как своеобразная целостность, в единстве его рациональных и чувственных форм.
В целях более глубокого постижения особенностей человека Радищев обращается к проблемам его онтогенеза (индивидуального развития). В целом он рассматривает его как эпигенез (цепь последовательных новообразований). Выдвигая различные предположения о «предрождественном» состоянии человека, он вслед за К. Ф. Вольфом указывает, что хотя в половых клетках человек «предживет», но это состояние есть «полуничтожество», лишенное жизни. В отличие от вульгарно-материалистического понимания процесса эмбрионального развития человека Радищев отмечает его противоречивый характер. Уже слияние половых клеток «не может почесться простым или единственно механическим»5.
Органическая жизнь, психика, мышление как неотъемлемые и важнейшие составляющие сущности человека не могут, по Радищеву, быть взвешены на «весах естественности»; будучи связаны со своими материальными носителями, их действия не подчиняются простым закономерностям механики, но отличаются от после-

4Там же. С. 116. sTaM же. С. 41.

дних так же, как «кусок снедаемый, от действия мозга в мысленной силе». Человек во всем многообразии своих свойств, указывал Радищев, в единстве своего сознания и телесной организации не может быть всецело преформирован (предобразован) в бесструктурном еще смешении половых клеток. Поскольку необходимое орудие мысли есть мозг, а мозг и нервная система формируются в зародыше постепенно, то и сознание человека точно так же постепенно возникает и развивается. Феномен человека раскрывается для Радищева в виде непосредственного единства, в виде живой совокупности противоположных начал. Человек, подобно всему живому, рождается и растет, питается и размножается. Даже в своих отличительных признаках, которые состоят в том, что он есть существо «соучаствующее», а также в том, что «паче всего человек к силам умственным образован», он подобен другим живым существам.
Специфику человека Радищев усматривает не только в обладании «умственной силой», но и в способности к речевому общению, в вертикальной походке, высказывает догадку о роли рук в формировании человеческого сознания. На стадии человека, полагает Радищев, достигают наивысшего расцвета и мощи все те силы, которые поддерживают в растениях жизнь, позволяют животным тонко и избирательно реагировать на внешние воздействия, и везде эти силы есть свойства особым образом организованных тел. Человек - это микрокосм, раскрывающийся в своем глубоком внутреннем единстве.
Во второй половине трактата «О человеке...» Радищев отвлекается от реального многообразия естественных целостных объектов, ограничиваясь лишь областью особых, искусственно созданных: музыкальные пьесы, архитектурные формы и т. д. И если в первых двух книгах трактата Радищев видел, например, причину музыкального «благогласия» в отдельных составляющих звуках, то в двух последних он подчеркивает значение творческой активности композитора, который сравнивает и «соображает» (координирует) звуки между собой, с тем чтобы в результате они могли породить новое качество -гармонию. Поэтому, указывает Радищев, «невозможно, чтобы сила новая в целом произошла единственно от действия взаимного сил частных... Поелику происхождение силы целого, не сходствующей с силами частей, предполагает сравнение или соображение, а сии предполагают существо мыслящее, то следует, что сила мысленная не может проистекать из частей, таковой же силы не имеющих»3. Такое решение проблемы целого и части неизбежно приводит к выводу о независимости «мысленной силы» от материального «органа», к идее о дуалистической природе человека и в существенных чертах согласуется с идеями М. Мендельсона, представителя умеренного крыла немецкого Просвещения, писавшего: «Без участия мыслящей способности... во всей природе не может существовать никакого целого, которое бы составлено было из многих разнородных частей»4. Подобная трактовка, свидетельствуя о колебаниях Радищева, отражает реальные трудности решения данной проблемы.
Опираясь на «принцип непрерывности» Лейбница, сближающий разнокачественные состояния в процессе преобразования мира и человека, Радищев склоняется к мысли о том, что различие жизни и смерти не следует преувеличивать. Завершение земного пути трагично, но не безнадежно для человека. Существует нечто такое в мире, что дарит надежды на бессмертие, на то, что «вечность не есть мечта». Общий вывод мыслителя о возможности индивидуального бессмертия человеческого сознания не дает оснований однозначно причислить его к спиритуалистам или мыслителям религиозной ориентации. В понимании Радищева это скорее рационально допустимая возможность, утешительная естественно-научная и метафизическая гипотеза, активизирующая человека в его реальной жизни, придающая ей нравственное содержание и смысл.
Социально-политические и философские взгляды Радищева оказали большое влияние на развитие революционных идей в России. В памяти последующих поколений он остался «первым русским радикалом», родоначальником «освободительного движения», борцом против царизма и крепостничества.

Там же. С. 107.
Мендельсон М. Федон, или Разговор о бессмертии души. Тифлис, 1854. С. 81.

А.Н. Радищев (1749 - 1802) - крупнейший русский писатель и мыслитель XVIII века, одна из самых трагических и спорных фигур русского Просвещения. Сложившееся с начала XIX века представление о нем как о выдающейся личности (страдальце за идеалы вольности) вылилось в массовое представление о «первом русском революционере». Между тем, сочинения Радищева разнообразны, и помимо «Путешествия из Петербурга в Москву» включают поэзию, во многом новаторскую, философский трактат «О человеке, о его смертности и бессмертии», юридические сочинения. А. Н. Радищев, единственный среди философов эпохи Просвещения, отстаивая демократический идеал построения общества, как наиболее отвечающий природе человека, обратил внимание на закономерность развития человеческого общества как замкнутый цикл: демократия -- тирания. В современной отечественной философии эта идея А. Н. Радищева получила название концепции восходящее - циклического развития общества.

Согласно А. Н. Радищеву, развитие общества происходит циклами: демократия и тирания поочередно сменяют друг друга на определенных этапах исторического процесса. Человеческая природа требует свободы, но, в то же время, она такова, что свобода человека, расширяясь, перерождается в наглость (или во вседозволенность, как у Ф. М. Достоевского). После чего происходит усиление государства, которое, подавляя наглость, подавляет и свободу. Подавление свободы влечет за собой установление тирании. Тирания также является проявление человеческой наглости: тиран бесконечно расширяет свою свободу за счет свободы общества. Общество стремится к свободе, -- к естественному состоянию, что приводит к установлению демократии.

На наш взгляд, исследования современной отечественной историографии подтверждают утверждения А.Н. Радищева. Так, например, Герасименко обратил внимание на парадокс российского общественного развития после Февраля 1917 г. и сформулировал его примерно так: чем быстрее страна двигалась к демократии, тем яснее вырисовывались контуры диктатуры. В.П. Булдаков, в своей знаменитой работе «Красная Смута», вывел определенный алгоритм сползания общества в хаос, в условиях неограниченной свободы, а затем, как самосохранение, переход к сверхдиктатуре.

Современные исследователи данной проблемы отмечают процессы в развитии общества XX ст., схожие с описанными А. Н. Радищевым, что, на наш взгляд, подтверждает правоту взглядов русского просветителя XVIII в. Это все те же две противоположные тенденции: сужение государственных функций, соответственно расширения индивидуальных свобод, и, наоборот, расширения государственного влияния и контроля над индивидом. С нашей точки зрения, обе тенденции, в радикальном виде, ведут к социальным кризисам и катаклизмам, таким как Югославский, Руандийский или Колумбийский. Но в подобных случаях, государство, следует отметить, особенно доказывает свою необходимость.

Неизбежность существования государства, ограничивающего естественные свободы индивида, обосновано еще мыслителями Возрождения и Просвещения: Н. Макиавелли, Б. Спинозой, Т. Гоббсом и Дж. Локком, объяснения которых исходили из алчной, злой и, что важно, неисправимой природе человека. Жизнь человека вне государства значит жизнь в «войне всех против всех». Значит, только государство, на основе «социального контракта», способно наделить всех равными правами и возможностями и защитить собственность каждого. Теория социального контракта легла в основу современной западной идеологии либеральной демократии.

Сторонники либеральной демократии полагают, что данный политический режим, в сравнении с иными, наиболее отвечает природе человека: не препятствует раскрытию талантов и способностей личности, создает возможность для честного соревнования в обществе, ограничивает возможность контроля личности со стороны государства и общества. Государству отведена роль лишь «ночного сторожа», охраняющего права собственности и «правила игры». Более того, Ф. Шмиттер выдвинул идею т.н. постлиберальной демократии, в которой государство передаст часть своих функций, например социальную защиту граждан, негосударственным общественным организациям.

Либеральная демократия как идеология, необходимо признать, отвечает интересам далеко не всех слоев общества, особенно это проявляется в маргинальном обществе, где аутсайдеры составляют большинство. Такое общество предпочитает социальную защиту со стороны сильного государства вместо свободной конкуренции. Идеи свободного рынка, частной собственности и соревнования в погоне за прибылью на фоне всеобщего обнищания кажутся аморальной. Как следствие- возникновение социалистических идей - природу человека можно изменить, ликвидировав частную собственность, и тем самым, создав условия для «идеального общества», подразумевающего отсутствие конкуренции между индивидами.

Уход государства из социальной сферы, на фоне неизменности природы человека, и, особенно в период кризиса общества, грозит перерастанием ситуации в т. н. «Колумбийский вариант», когда мафия, как общественная организация, своей структурой в какой-то мере напоминающая государство, подменяет собой легальные органы власти, т. е. вытесняет государство, присваивая его функции. Кроме того, история XX ст. демонстрирует иной негативный опыт слабого государства -- т. н. «Веймарская демократия» в Германии после Первой Мировой войны, завершившаяся вытеснением государства известной общественной организацией -- Нацистской партией, структура которой, подменив собой государственную, привела к созданию принципиально нового вида тирании.

Как убедительно показала история, в подобных случаях государство, заменив собой, класс собственников, создает состояние «поголовного рабства», эксплуатируя и контролируя каждого индивида. Государство превращается в тиранию на идеологической основе, исходя, из которой строится так называемое «идеальное общество» или, как еще говорят, «светлое будущее», правда, при этом уничтожаются целиком определенные социальные классы или этнические группы, как это происходило в СССР с кулаками и «буржуазной интеллигенцией» или в нацистской Германии с евреями. Подобная политика государства проводит к возникновению ксенофобии, рабской психологии и социальных предрассудков у индивида.

Т. о., из всего сказанного выше может быть заключено следующее:

* во-первых, неудовлетворенность личности (наглость, по А. Н. Радищеву) является причиной, или, лучше сказать, источником смены политического строя, однако, ни один политический режим не способен удовлетворить интересы каждой личности, т. к. государство строится на принципе ограничения прав личности во имя общих интересов;
* во-вторых, провозглашение приоритета интересов и свободы личности над общими интересами в крайнем виде создает условия для прихода тирании; существует определенный парадокс общественного развития: чем больше свободы, тем быстрее общество скатывается к тирании;
* в-третьих, не следует ожидать окончательной победы какого-либо одного политического режима, демократии или тирании, во всем Мире, т. е. режимы будут поочередно сменять друг друга в различных обществах, как было показано русским философом XVIII в. А. Н. Радищевым; т. е. происходит смена политических систем, и только проблема взаимоотношений государства и личности остается неразрешимой.

Имя Радищева окружено ореолом мученичества, но, кроме этого, для последующих поколений русской интеллигенции Радищев стал неким знаменем, как яркий и радикальный гуманист, как горячий сторонник примата социальной проблемы. Впрочем, несмотря на многочисленные монографии и статьи, посвященные Радищеву, кругом него все еще не прекращается легенда - в нем видят иногда зачинателя социализма в России, первого русского материалиста. Для таких суждений, в сущности, так же мало оснований, как в свое время было мало оснований у Екатерины II, когда она подвергла Радищева тяжкой каре. Его острая критика крепостного права вовсе не являлась чем-то новым - ее много было и в романах того времени, и в журнальных статьях, вроде вышеприведенного «отрывка из путешествия» в новиковском журнале «Живописец». Но, то были другие времена - до французской революции. Екатерина II относилась тогда сравнительно благодушно к проявлениям русского радикализма и не думала еще стеснять проявлений его, а тем более преследовать авторов. Книга же Радищева, вышедшая в свет в 1790 году, попала в очень острый момент политической жизни Европы. В России стали уже появляться французские эмигранты, тревога стала уже чувствоваться всюду. Екатерина II была в нервном состоянии, ей стали всюду видеться проявления революционной заразы, и она принимает совершенно исключительные меры для «пресечения» заразы. Сначала пострадал один Радищев, книга которого была запрещена к продаже, позже пострадал Новиков, дело которого было совершенно разгромлено.

Остановимся немного на биографии Радищева. Он родился в 1749 году в семье зажиточного помещика, учился сначала в Москве, потом в Петербурге. В 1766 году он вместе с группой молодых людей был отправлен в Германию, чтобы учиться там. Радищев пробыл (в Лейпциге) в общем 5 лет; учился он усердно, читал очень много. В небольшом отрывке, посвященном памяти его друга и товарища по лейпцигскому семинару Ушакову, Радищев рассказывает о том, как они оба увлекались там изучением Гельвеция. Философское образование Радищев получил под руководством популярного в свое время профессора Платнера, который не отличался оригинальностью, был эклектиком, но зато преподавал философские дисциплины очень ясно и увлекательно. Радищев много занимался естествознанием и медициной и с большим запасом знаний и навыками к систематическому мышлению вернулся в Россию в 1771 году. Литературная деятельность Радищева началась с перевода на русский язык книги Мably; к переводу были присоединены примечания Радищева, в которых он очень горячо защищает и развивает идеи «естественного права». В 1790 году появился первый крупный его труд - «Путешествие из Петербурга в Москву»; книга, написанная не без влияния «Сентиментального путешествия» Стерна, сразу стала расходиться очень быстро, но уже через несколько дней она была изъята из продажи, и по адресу автора было назначено следствие. Екатерина II сама внимательно прочитала книгу Радищева (сохранились любопытные ее замечания к книге), сразу решила, что в ней явно выступает «рассеяние французской заразы»: «Сочинитель сей книги, - читаем в ее заметках, - наполнен и заражен французскими заблуждениями, всячески ищет умалить почтение к власти». Хотя на книге не было имени автора, но, конечно, очень скоро выяснили, кто был автор, и Радищев был заключен в крепость. На допросе Радищев признал себя «преступным», а книгу «пагубной», сказал, что писал книгу «по сумасшествию» и просил о помиловании. Уголовный суд, на рассмотрение которого было передано дело Радищева, приговорил его к смертной казни за то, что он «злоумышлял» на императрицу, но указом Екатерины II казнь была заменена ссылкой в Сибирь на 10 лет. Радищев соединился в Сибири со своей семьей, получил возможность выписать туда свою библиотеку; ему было разрешено получать французские и немецкие журналы. В ссылке Радищев написал несколько статей по экономическим вопросам, а также большой философский трактат под заглавием: «О человеке, его смертности и бессмертии». Павел I в 1796 году освободил Радищева от ссылки и разрешил ему вернуться в свою деревню, а с воцарением Александра I он был окончательно восстановлен во всех правах. Радищев принял даже участие в работах комиссии по составлению законов, написал большую записку - она, впрочем, благодаря радикальным взглядам автора не только не была принята, но даже вызвала строгий выговор со стороны председателя. Радищев, усталый и измученный, покончил с собой (1802).

Такова была печальная жизнь этого человека, дарования которого были, несомненно, очень значительны. В лице Радищева мы имеем дело с серьезным, мыслителем, который при других условиях мог бы дать немало ценного в философской области, но судьба его сложилась неблагоприятно. Творчество Радищева получило при этом одностороннее освещение в последующих поколениях, - он превратился в «героя» русского радикального движения, в яркого борца за освобождение крестьян, представителя русского революционного национализма. Все это, конечно, было в нем; русский национализм, и до него секуляризованный, у Радищева вбирает в себя радикальные выводы «естественного права», становится рассадником того революционного фермента, который впервые ярко проявился у Руссо. Но сейчас, через полтораста лет после выхода в свет «Путешествия» Радищева, когда мы можем себе разрешить право быть, прежде всего, историками, мы должны признать приведенную характеристику Радищева очень односторонней. Чтобы правильно оценить «Путешествие» Радищева, необходимо ознакомиться с его философскими воззрениями; хотя последние выражены в сочинениях Радищева очень неполно, все же в них в действительности находится ключ к пониманию Радищева вообще .

Скажем несколько слов о философской эрудиции Радищева. Мы упоминали, что Радищев прилежно слушал Платнера, который популяризировал Лейбница. Действительно, в работах Радищева мы очень часто находим следы влияния Лейбница. Хотя Радищев не разделял основной идеи в метафизике Лейбница (учения о монадах), но из этого вовсе нельзя делать вывода , что Радищев был мало связан с Лейбницем. Другой исследователь идет еще дальше и утверждает буквально следующее: «Нет никаких оснований думать, что Радищев был знаком с сочинениями самого Лейбница». На это можно возразить кратко, что для такого утверждения тоже нет решительно никаких оснований. Было бы, наоборот, очень странно думать, что Радищев, очень внимательно проходивший курсы у лейбницианца Платнера, никогда не интересовался самим Лейбницем. Кстати сказать, как раз за год до приезда Радищева в Лейпциг было впервые напечатано главное сочинение Лейбница потносеологии (Nouveaux essais). В годы пребывания Радищева в Лейпциге этот труд Лейбница был философской новинкой, - и совершенно невозможно представить себе, чтобы Радищев, который вообще много занимался философией, не изучил этого трактата Лейбница (влияние которого, несомненно, чувствуется во взглядах Радищева на признание). Следы изучения «Монадологии» и даже «Теодицеи» могут быть разыскиваемы в разных полемических замечаниях Радищева. Наконец то, что Радищев хорошо знал Bonnet, который, следуя лейбницианцу Robinet, отвергал чистый динамизм Лейбница, косвенно подтверждает знакомство Радищева с Лейбницем.

Из немецких мыслителей Радищеву больше всего нравился Гердер, имя которого не раз встречается в философском трактате Радищева. Но особенно по душе приходились Радищеву французские мыслители. Радищев утверждает, что Гельвеции был не прав, сводя все познание к чувственному опыту, «...ибо, когда предмет какой-либо предстоит очам моим, каждое око видит его особенно; ибо зажмурь одно, видишь другим весь предмет неразделимо; открой, другое и зажмурь первое, видишь тот же предмет и так же неразделим. Следует, что каждое око получает особое впечатление от одного предмета. Но когда я на предмет взираю обеими, то хотя чувствования моих очей суть два, чувствование в душе есть одно; следовательно, чувствование очей не есть чувствование души: ибо в глазах два, в душе одно». Подобным же образом, когда «...я вижу колокол, я слышу его звон; я получаю два понятия: образа и звука, я его осязаю, что колокол есть тело твердое и протяженное». Итак, у меня имеется три различных «чувствования». Тем не менее, я «составляю единое понятие и, изрекши: колокол, все три чувствования заключаю в нем» .

Итак, Радищев ясно сознавал различие между чувственным опытом и нечувственным мышлением относительно объекта. Придя к заключению, что душа проста и неразделима, Радищев делает вывод о ее бессмертии. Он рассуждает следующим образом. Цель жизни заключается в стремлении к совершенству и блаженству. Всемилосердный господь не сотворил нас для того, чтобы мы считали эту цель напрасной мечтой. Поэтому разумно полагать: 1) после смерти одной плоти человек приобретает другую, более совершенную, в соответствии с достигнутой им ступенью развития; 2) человек непрерывно продолжает свое совершенствование.

В толковании доктрины перевоплощения Радищев ссылается на Лейбница, который сравнивал переход одного воплощения к другому с превращением отвратительной гусеницы в куколку и вылуплением из этой куколки восхитительной бабочки.

Радищев выступал против мистицизма и, в силу этого, не примкнул к масонам. Известный государственный деятель М. М. Сперанский (1772--1839) был масоном с 1810 по 1822 г., когда масонство было в России запрещено. Он знал работы западноевропейских мистиков Таулера, Руйсбрука, Якова Бёме, Пордаге, св. Иоанна Крестителя, Молиноса, госпожи Гийон, Фенелона и перевел на русский язык произведение Томаса а Кемписа «Имитация Христа», а также отрывки из работ Таулера. Первичной реальностью он считал дух, бесконечный и обладающий неограниченной свободой воли. Триединый бог в своем сокровенном существе -- первичный хаос, «вечное молчание». Принцип женственности -- София, или Мудрость,-- является содержанием божественного познания, матерью всего, что существует вне бога. Грехопадение ангелов и человека дает начало непроницаемой материи и ее пространственной форме. Сперанский верил в теорию перевоплощения. Он говорил, что, хотя эта теория и осуждена церковью, ее можно встретить в сочинениях многих отцов церкви (например, у Оригена, св. Мефодия, Памфилия, Синезия и других). В области духовной жизни Сперанский осуждал практику замены внутреннего поста внешним и духовной молитвы -- напрасным повторением слов. Поклонение букве Библии в большей степени, чем живому слову Бога, Сперанский считал лжехристианством.

О прямом интересе его к Гельвецию мы знаем из его отрывка, посвященного его другу Ушакову. С Гельвецием Радищев часто полемизирует, но с ним всегда в то же время считается. Французский сенсуализм XVIII века в разных его оттенках был хорошо знаком Радищеву, который вообще имел вкус к тем мыслителям, которые признавали полную реальность материального мира. Это одно, конечно, не дает еще права считать Радищева материалистом, как это тщетно стремится доказать Бетяев . Занятия естествознанием укрепили в Радищеве реализм (а не материализм), и это как раз и отделяло Радищева от Лейбница (в его метафизике).

Упомянем, наконец, что Радищев внимательно изучал некоторые произведения английской философии (Локк, Пристли).

24 сентября 2002 г. - 200-я годовщина со дня смерти Александра Николаевича Радищева. Радищев не только выдающийся мыслитель. Он – один из подвижников передовой части русского общества, национальная гордость России.

Наиболее замечательны две его книги – «Путешествие из Петербурга в Москву» и «О человеке, о его смертности и бессмертии». Поэтому, прежде чем рассматривать его мировоззрение, скажем немного о них.

«Путешествие из Петербурга в Москву» издано в 1790 г. в личной типографии небольшим тиражом (650 экз.). В книге критически изображено «чудище» – социально-экономический и политический строй России (крепостное право, самодержавие). В книге ведется речь и о том, что церковь и деспотизм служат одной цели, «союзно» гнетут общество: первая сковывает рассудок людей, второй подчиняет себе их волю. Произведение Радищева сразу же стало обретать не только друзей, но и врагов. О появившемся в продаже сочинении было доложено императрице, которая, как только принялась за чтение, приказала арестовать автора и водворить его в Петропавловскую крепость.

Еще не так давно, в 1773–1775 гг., империя была потрясена крестьянской войной; обе столицы, вернее, привилегированные сословия в них, пережили состояние, близкое к панике; против восставших были двинуты лучшие воинские части, приобретшие уже опыт в сражениях, привлечены боевые генералы, А. В. Суворов – в их числе. Тем не менее Екатерина II посчитала, что Радищев – «бунтовщик, хуже Пугачева» . Она нашла также, что идеи, изложенные в его книге, противны закону божию, священному писанию, христианству вообще и православию в частности .

Смертный приговор, вынесенный Радищеву палатой уголовного суда и утвержденный сенатом, императрица – по случаю мира со Швецией – заменила на ссылку в Илимск. Выпавшие невзгоды не сломили его. Уже по дороге к месту ссылки он задумал новое произведение, посвятив его одной из наиболее трудных для публичного рассмотрения в XVIII в. проблем – проблеме души. В Илимск Радищев прибыл 4 января 1792 г., а уже несколько дней спустя, 15 января, начал работу над книгой. Это был трактат «О человеке, о его смертности и бессмертии». В Илимске он был и закончен. Став впоследствии предметом историко-философского и литературоведческого изучения, трактат породил многочисленные догадки и предположения.

Высказывалось, в частности, такое мнение: «Объединение в одной книге противоречивых взглядов было попыткой примирения веры в бессмертие с учением материалистов» . В других публикациях советских авторов говорилось о том, что Радищев «колебался» между материализмом и идеализмом.

В своей «Истории русской философии» В. В. Зеньковский пишет о том, что Радищев, несмотря на известные симпатии, которые он проявлял к мыслителям-материалистам, сам таковым не был. В своем же противопоставлении двух систем взглядов – за индивидуальное бессмертие или против него – «его симпатии склоняются в сторону положительного решения» . Н. О. Лосский также считает, что Радищев придерживается того мнения о душе, что «она бессмертна» . Эти выводы Зеньковского и Лосского ныне тиражируются в различных изданиях. Один из последних примеров этого – «История русской философии», коллективная работа, вышедшая под грифом Института философии РАН в 1998 г. Здесь утверждается, что в своем философском трактате Радищев «выступает безусловным сторонником положительного решения вопроса о бессмертии души» .

Дело в том, что трактат содержит взаимоисключающую информацию. В первой его части доказывается, что представление о бессмертии души не что иное, как воображение, сон, пустая мечта. Во второй же части приводятся доводы в пользу того, что отрицалось в предыдущей. Но трактат вовсе не так загадочен, как это может показаться на первый взгляд, и современниками такой метод подачи материала воспринимался не разнопланово, а вполне однозначно. Параллельным изложением противоположных по содержанию текстов пользовались различные авторы и до Радищева. Наряду с данным сочинением истории общественной и философской мысли известно немало других, подобных ему. К. Маркс еще в 1843 г. писал о произведениях, разнородных по своему составу, как об уловке, к которой прибегали все еретики. «Разве не был сожжён Ванини, – спрашивал Маркс, – несмотря на то, что он в своём «Театре мира», провозглашая атеизм, весьма старательно и красноречиво развивает при этом все аргументы, говорящие против атеизма? А разве Вольтер в своей книге «Библия, получившая, наконец, объяснение» не проповедует в тексте безверие, а в примечаниях защищает религию, – и верил ли кто-нибудь в очистительную силу этих примечаний?»

В трактате Радищева читателю предоставлена возможность сделать выбор самому, присоединиться к той системе взглядов, которую он найдет более правдоподобной, ясной и очевидной. Но ценность двух концепций, содержащихся в трактате, не является равнозначной. Изложенные здесь традиционные представления о душе были, в общем, достаточно хорошо известны и без того – по урокам закона божьего, регулярно читавшимся в церквах проповедям, постоянно издававшейся теологической и религиозно-философской литературе. Поэтому разделы трактата, повествующие о бессмертии души, вызывали совсем не тот интерес, чем те, которые его отвергали.

Можно, конечно, сделать предположение: что было бы, не содержи в себе трактат тривиальных включений? Ответ напрашивается сам собой. Публикацию его пришлось бы отложить лет на сто – где-то до 1906 г. (когда произошло ослабление цензурных запретов под влиянием первой русской революции). Между тем возможностью опубликовать трактат Радищев, безусловно, дорожил. Это – философская монография, созданию которой были посвящены все годы илимской ссылки, к работе над которой были привлечены многочисленные источники на различных языках, в которую было вложено немало творческих сил. Как это выяснилось вскоре, прием, использованный Радищевым при создании трактата, вполне оправдал себя. Временной промежуток между его написанием и публикацией оказался сравнительно небольшим. Трактат был напечатан в 1809 г., и те идеи его, которыми автор дорожил, стали достоянием читательской аудитории.

Нельзя не обратить внимание на то, что вторая половина трактата (кн. 3 и 4) наряду с религиозным, религиозно-философским и теологическим имеет и иной контекст. Здесь вкраплены замечания, реплики, в какой-то мере перечеркивающие приводимую аргументацию.

«О, возлюбленные мои, – пишет, например, автор в кн. 4-й, – я чувствую, что несуся в область догадок, и, увы, догадка не есть действительность . По поводу местопребываний души в вечности, на которые указывает религия, Радищев высказывает там же такое мнение: «Почто искать нам рая, почто исходить нам во ад: один в сердце добродетельного, другой живет в душе злых. Как ни умствуй, другого себе вообразить не можно» .

Для опровержения же взглядов о бессмертии души Радищев находил доказательства веские и неопровержимые, а приводя соображения на сей счет своих предшественников – материалистов, – оценивал их как убедительные, блестящие. А. С. Пушкин, прочитав трактат, пришел к выводу, что Радищев «охотнее излагает, нежели опровергает доводы чистого афеизма» .

Хотелось бы отметить одно из стихотворений Радищева, предваряющее и предвосхищающее его философский трактат, поэтически решающее альтернативу: бессмертна или нет душа. Это – «Эпитафия», написанная в 1783 г. и посвященная скончавшейся жене:

О! если то не ложно,

Что мы по смерти будем жить;

Коль будем жить, то чувствовать нам должно;

Коль будем чувствовать, нельзя и не любить.

Надеждой сей себя питая

И дни в тоске препровождая,

Я смерти жду, как брачна дня;

Умру и горести забуду,

В объятиях твоих я паки счастлив буду.

Но если ж то мечта, что сердцу льстит маня,

И ненавистный рок отъял тебя на веки,

Тогда отрады нет, да льются слезны реки. –

Тронись, любезная! стенаниями друга,

Се предстоит тебе в объятьях твоих чад;

Не можешь коль прейти свирепых смерти врат,

Явись хотя в мечте, утеши тем супруга...

В сочинениях Радищева бог отождествляется с природой, между ними можно поставить знак равенства. Он существует в законах природы и иначе проявить себя не может. «Глас природы» – это и есть «начальный глас», «глас божества». Материалистически ориентированные деизм и пантеизм предельно сближаются с атеизмом. Радищев утверждает, что безбожник, отрицающий сотворение, но признающий природную закономерность, воздает богу большую хвалу, чем специально посвященные ему песнопения.

Идейно близки Радищеву и конкретные представители антирелигиозной мысли – Эпикур, Лукреций, В. Спиноза... В «Песне исторической» речь идет и об Анаксагоре.

«Кой, сотрясши предрассудок,

Тяжко бремя мглы священной

И светильником рассудка

Сонмы всех богов развеяв,

Первой стал среди вселенной,

Он дерзнул ее началу

Дать вину (т. е. причину. – А. С. ) несуеверну .

Как и его предшественник – М. В. Ломоносов, Радищев воспринимает материю и движение в их единстве. Мир вечно существует и вечно движется. «... Ужели можешь сказать, что бездействие вещественности свойственно, и движение ей несродно? Когда все движется в природе и все живет, когда малейшая пылинка и тело огромнейшее подвержены переменам неизбежным, разрушению и паки сложению, ужели найдешь место бездействию и движение изымешь вон?» Подобный подход исключает какое-либо божественное вмешательство, пусть даже и в деистической его интерпретации. «И поистине, не напрасное ли умствование говорить о том, что могло быть до сотворения мира? Мы видим, он существует, и все движется; имеем право неоспоримое утверждать, что движение в мире существует, и оно есть свойство вещественности, ибо от нее неотступно» .

Радищев пишет о том, что в ходе своей истории, особенно в новое время, человек воздвиг «пространное здание» науки; он проникает мыслию в отдаленнейшие пределы Вселенной, раскрывает тайны природы и устанавливает свойственные ей законы; он даже «дерзнул объять мыслию самого творца» . Радищев подводит некоторые итоги предшествующих и современных ему религиоведческих штудий, в том числе и своих собственных, затрагивающих понятие бога.

В работе «О добродетелях и награждениях», рассматривая вопрос о том, что человек не ограничился существующим, но дошел и до «пределов божественности», Радищев находит, что это одно из свойств человека, отличающее его от животного мира, – «свойство мечтать о несущественном (т. е. о несуществующем. – А. С .)» .

В заключительном разделе «Путешествия» высказано соображение, что «истина есть высшее для нас божество, и если бы всесильный восходел изменить ея образ, являлся не в ней, лице наше будет от него отвращенно» .

В 4-й кн. трактата мнения человеческие «о вышшей силе» оцениваются таким образом: «Люди назвали ее богом, не имея о ней ясного понятия. Вот как разум человеческий бродит, ищет истину, но вся мудрость его, все глубокомыслие заключены в утлом звуке, из гортани его исходимом и на устах его умираемом» .

По мнению Радищева, отрицание бога способно повлечь за собой определенные социальные последствия. Отказ от божественного предопределения, представления о том, что мир руководствуется божественными предначертаниями, может стать предпосылкой критического восприятия социальных порядков. Радищев, очевидно, имел в виду как общественный опыт, так и свой личный, когда писал, что тот, кто «нещадит бога», не пощадит и «незаконной власти». «Небояйся громов всесильного, смеется висилице. Для того то вольность мыслей, правительствам страшна» .

Наряду с богом религиозное сознание признает душу, которая переживает тело. Душа – древнейшее, изначальное религиозное представление, возникнув еще в первобытном обществе, оно сохраняется и во всех последующих. Есть религии без бога (образы богов появляются лишь на определенной стадии религиозного развития), но нет такой религии, которая обошлась бы без души. В монотеистических религиях, в том числе в христианской, представление это выполняет важнейшую социальную функцию. Вера в возмездие, которое неизбежно постигает душу «на том свете», направляет поведение верующих и на этом, позволяет, в частности, сдерживать социальный протест.

Радищев считает душу смертной. Доводы, которые приводит он в подтверждение этого, сводятся к следующему.

Если рассмотреть всю жизнь человека, от рождения его и до кончины, нетрудно будет заметить, что «чувственность и мысль», которые трактуются обычно, по мнению Радищева, как душа, претерпевают изменения. Вместе с совершенствованием телесной организации в процессе индивидуального развития совершенствуются и они, вслед за ее ослаблением переживают упадок, а при ее разрушении – конец. Некоторые заболевания или телесные повреждения сопровождаются расстройством и душевной деятельности. «О, душа, существо безвещественное! что ты и где ты? – пишет Радищев. – Если все доводы Эпикура, Лукреция и всех новых их последователей слабы будут на свержение твое с возмечтанного твоего престола, то желающий убедиться в истинном ничтожестве своем найдет их в первой больнице в великом изобилии» . Радищев обращает внимание и на такие явления, как сон, обморок. «И как хочешь ты, – спрашивает он, – чтоб я почел душу твою существенностию, от тела твоего отделенною, веществом особым и самим по себе, когда сон и обморок лишают ее того, что существо ее составляет» .

Радищев не только отрицает бессмертие души – он объясняет, как появляется такое представление. Дух и вещественность, которые в человеке «совокупны», произвольно разделяются. Свойство человека чувствовать и мыслить воспринимается как нечто совершенно отдельное от него самого. Складывается убеждение, что человек состоит «из двух существ» и что поэтому в мире «находятся существа разнородные» .

При научной, материалистической трактовке души падает и представление об ином мире, куда она устремляется и где пребывает после смерти человека. Радищев пишет о том, что в различных религиях существуют различающиеся между собой в деталях «гипотезы» или «вымышления» о награждениях и наказаниях, которые воздаются душе на том свете. Суть их, однако, по мнению Радищева, едина: «... все одного суть свойства, бредни» .

Негативная оценка дается не только тем или иным элементам религии, но и религии как целостному явлению. Религия сравнивается с тьмой, ядом. Она – «священное суеверие», влекущее человека «в ярем порабощения и заблуждения» .

Религиозные представления складываются, считает Радищев, когда человека гонят «с лица земли» ужас, печаль, скорбь, становящиеся спутниками его повседневной жизни. Именно в этих условиях он взоры свои устремляет «за пределы» дней своих, ищет «прибежища превыше жизни» . Вступает в свои права фантазия, не контролируемая разумом. Происходит «уродливое сочетание» мыслей, воедино соединяются разнородные части действительности, чудесное воспринимается как реальность.

Носитель религии – церковь. Свое рассуждение о ней Радищев начинает словами: «К се у чудовище ужасно …»

Он сравнивает ее со стоглавой гидрой, челюсти которой полны «отрав». Она

Обманывать и льстить умеет

И слепо верить всем велит .

Ее служители «были всегда изобретатели оков, которыми отягчался в разныя времена разум человеческий... они подстригали ему крылие, да необратит полет свой к величию и свободе» .

Теория познания, которой руководствуется Радищев, материалистична. Мир материален, он существует помимо человека и независимо от него. Познается он при помощи органов чувств. Ощущение и мысль – свойства «вещественности», точнее – вещества «чувствующего и мыслящего». Где мысль живет и где ее источник? «В главе твоей, в мозгу: сему учит опыт ежечасный, ежемгновенный, всеобщий» .

Опыт – один из главных устоев радищевской теории познания: для нахождения действительных причин и побуждений необходимо обращаться к опыту, который ориентирует на факты, реальные движущие силы, имеющиеся в окружающем мире, на взаимодействие между предметами его.

Предваряя двойственность изложения, использованную в трактате, Радищев в самом начале его так напутствует читателя, помогая ему сделать правильный выбор: «Удалим от нас все предрассудки, все предубеждения и, водимые светильником опытности, постараемся, во стезе, к истине ведущей, собрать несколько фактов, кои нам могут руководствовать в познании естественности» . Напоминает он об этом не раз и в ходе дальнейшего повествования. «О умствователи! – пишет он, в частности, – держитесь опытности и пользу свою почерпайте из нее» .

Теоретические положения и направляются опытом, жизненной практикой и проверяются через них.

Радищев, отдавая должное величественности разума и рассудка, подчеркивая, что человек «имеет силу» познавать мир, обращает внимание и на то, что он в своих умственных поисках нередко «уродствует, заблуждает». Даже целенаправленно стремясь к истине, он, прежде чем достичь ее, «бродит во тьме и заблуждениях, рождая нелепости, небылицу, чудовищей» .

В трактате анализируются пути, ведущие к заблуждению, то, что сейчас мы назвали бы гносеологическими корнями его. Промахи могут возникать и на стадии чувственного восприятия, и в процессе мышления. «Тысячи тысячей вещей претят рассудку нашему в правильном заключении из посылок и преторгают шествие разума… Когда рассматриваешь действия разумных сил и определяешь правила, коим оне следуют, то кажется ничего легче нет, как избежание заблуждения; но едва изгладил ты стезю своему рассудку, как вникают предубеждения, восстают страсти и, налетев стремительно на зыблющееся кормило разума человеческого, несут его паче сильнейших бурь по безднам заблуждения» .

Поэтому-то и является столь существенным тот критерий, который способен выявить истину и обеспечить познание действительности.

Согласно взглядам Радищева, весь мир переживает трансформации. В XVIII в. продолжают еще господствовать концепции, представляющие его в статике, неизменным. Но заявляют о себе и противники подобных установок – М. В. Ломоносов, Ж. Л. Л. Бюффон... Радищев – в их числе.

Он говорит о «шествии природы». Одни проявления ее сменяются другими. Но следуют они не просто друг за другом – одни из них порождаются другими. То, что существует в данное время, уже подготавливает иное, идущее ему на смену. Мысли эти Радищев обстоятельно развивает в своем трактате.

В письме из Илимска за 1794 г. он следующим образом формулирует свои размышления о превращениях, которые были испытаны Землей: «... мне казалось, что я вижу, как природа, медленная в своем поступательном движении, собрав все силы, сметает с поверхности земного шара всё явно устаревшее, и, сотрясая глубинные слои земли, представляет ее в совершенно новом обличии» .

Теоретический принцип о всеобщих переменах применим, по мнению Радищева, и к человеку. Его жизненный цикл, как это свойственно и всему, есть движение от одного состояния к другому. Сама жизнь рано или поздно заканчивается, наступает смерть. Эти противоположные состояния также «суть следствия одно другого, и можно сказать, когда природа человека производит, она ему готовит уже смерть» .

Исследования Радищева о жизни и смерти находились у начала изучения вопроса. В XIX столетии Ф. Энгельс, ставя эту проблему в «Диалектике природы», писал, что «отрицание жизни по существу содержится в самой жизни, так что жизнь всегда мыслится в соотношении со своим необходимым результатом, заключающимся в ней постоянно в зародыше, – смертью. Диалектическое понимание жизни именно к этому и сводится... Жить значит умирать» .

Главный аспект философского творчества Радищева и его сочинений – социальный.

За XVIII столетием утвердилось название – век Просвещения. Классической страной Просвещения стала Франция. Существовало оно и на других государственных территориях. В 60-х гг. произошло оформление русского Просвещения. Но Радищев принадлежал к иному направлению общественной мысли, которое, как и Просвещение, было оппозиционно к продолжавшему господствовать феодализму. Радищев стал первым в России революционным демократом и – наряду с Ж. Ж. Руссо – самым выдающимся представителем революционной демократии XVIII в.

Просветители – идеологи поднимающейся и прогрессивной тогда буржуазии. Как показывает само название, они рассчитывали добиться назревших социальных перемен просвещением различных слоев общества. Просвещение должно было сопровождаться изменениями, которые исключали бы потрясения и эксцессы, осуществлялись бы через посредство реформ.

Революционная демократия – идеология угнетенного народа. Поскольку же еще и в XVIII в. самой значительной частью его являлось крестьянство, в революционной демократии и отразились в первую очередь его интересы и настроения. В ходе предстоящего социального противоборства революционные демократы предполагали использование различных средств. При осуществлении кардинальных перемен они не исключали и кардинальных методов.

О том, каким образом сможет народ добиться своего освобождения, Радищев пишет в оде «Вольность»:

Возникнет рать повсюду бранна,

Надежда всех вооружит...

Радищев убежден, что строй, основанный, на насилии и угнетении, не может быть оправдан. Срок его гибели приближается.

«Уже время вознесши косу, ждет часа удобности...» Предстоящие события вполне поддаются прогнозированию. «Поток загражденный в стремлении своем, тем сильнее становится, чем тверже находит противустояние» .

Радищев отвечает и на вопрос о том, что же непосредственно предшествует социальному протесту, принимающему бурную форму, что дает толчок осуществляющим его силам. Он считает, что это происходит не от велений разума и не от чьих-то «советов», «но от самой тяжести порабощения» . Этими словами завершает Радищев главу «Медное» своего «Путешествия».

О том же писал он и в «Житии Федора Васильевича Ушакова», которое было опубликовано годом ранее «Путешествия». В 1789 г. Радищев обращает внимание на то, что народ долго и терпеливо сносит выпадающие ему на долю социальные невзгоды. Но верхам все же не следовало бы доводить его «до крайности». Этого-то притеснители «не разумеют». Опасности, проистекающие для них от этого, они, даже находясь на краю гибели, «зрят всегда в отдаленности» . «Пребуди благое неведение всецело, – иронизирует Радищев, – пребуди нерушимо до скончания века, в тебе почила сохранность страждущего общества. Да не дерзнет никто совлещи покров сей с очей власти, да исчезнет помышляяй о сем, и умрет в семени до рождения своего» .

Слова Радищева напоминают то, что было сказано Ф. Энгельсом спустя столетие, в 1893 г. Энгельс итожил опыт всех освободительных движений, в том числе и XIX в., давший ему обильный материал для социальных выводов. Положение, сформулированное Энгельсом, – составная часть той материалистической трактовки общества, которая была произведена им совместно с К. Марксом. «... Мы, люди, – писал Энгельс, – к несчастью, так глупы, что никак не можем найти в себе мужества осуществить действительный прогресс, если нас к этому не принудят страдания, которые представляются почти непомерными» .

В конечной победе над угнетателями и притеснителями Радищев не сомневается. Его мысленный взор обращен «К престолу, где народ возсел ...» .

Он предвидит, как человечество, пребывающее в оковах, двинется – в надежде обрести свободу. Власть будет приведена в трепет и развеяна. Радищев приветствует грядущее совершиться событие: «О день избраннейший всех дней! »

Он далек от того, чтобы уповать на перемены, производимые сверху. Но это не значит, что он отрицал значимость общественных реформ. Радищев не ограничивал общественный прогресс одними лишь кардинальными переворотами и радикальными мерами. В главе «Хотилов» «Путешествия» он знакомит с проектом, который, по словам ведущего повествование путешественника, был написан его искренним другом. В проекте предлагается ряд мер, призванных постепенно ограничивать, ослаблять, изживать существующее в стране рабство и, в конечном счете, совершенно уничтожить его. В литературе высказывалось обоснованное предположение, что если бы во влиятельной политической среде возникла законодательная инициатива, призванная реформировать российское общество, то Радищев поддержал бы ee . Он и сам пытался инициировать реформаторскую деятельность, хотя и безуспешно, когда, после возвращения в Петербург, работал в комиссии по составлению законов.

Из истории известно, что крепостное право в западных странах Европы было упразднено законодательными мерами еще в средние века. Последующие события русской истории показали, что подобное было возможно и в России. Но, разумеется, эти меры, как и вообще реформирования общества, не делают еще его историю полной. В ней предусмотрено место и для революционных бурь.

Народ, масса и личность – еще одна проблема, поднятая Радищевым. Когда и как выдвигаются деятели, выполняющие в истории видную роль? Случайно ли это происходит? Радищев утверждает, что нет. Он говорит, что только в том случае, если обстоятельства благоприятствуют великому дарованию, оно раскроется и проявит себя. Природа никогда «не коснеет», производя задатки, но когда подходящих условий нет, они так и остаются невыявленными.

Радищев приводит поясняющие примеры. Чингис и С. Разин были бы совсем не теми, какими их знает история, при других внешних положениях. Александр Македонский, изменись место и время, оказался бы, пожалуй, уголовным типом. Кромвель явился миру как великий политический деятель и полководец. Но если бы не события тех лет, которые выдвинули его в протекторы, он, возможно, став монахом, прослыл бы в кругу монастырской братии всего лишь беспокойным мечтателем.

Итак, обстоятельства делают личность. И нужно, чтобы они ей содействовали, не были враждебны, «а без того Иоган Гус издыхает во пламени, Галилей влечется в темницу, друг ваш в Илимск заточается» . Но и подобные выступления не были напрасны. Новые слова, сказанные людям, рано или поздно получают отзвук, приближают будущее.

Предсказывая предстоящую победу тех, кто ныне унижен и угнетен, Радищев говорил: «... я зрю сквозь целое столетие» . По его словам, конец той горестной участи, которой подвержены многие миллионы, «сокрыт еще от взора и внучат моих» .

Публикуя «Путешествие», Радищев не рассчитывал на то, что оно произведет сиюминутное воздействие на значительные слои общества, даст немедленный политический результат. И удар судьбы, постигший его в связи с публикацией, не был для него неожиданным. В книге его есть такие строки: «Небойся ни осмеяния, ни мучения, ни болезни, ни заточения, ниже самой смерти. Пребудь незыблем в душе твоей, яко камень среди бунтующих, но немощных валов. Ярость мучителей твоих раздробится о твердь твою; и если предадут тебя смерти, осмеяны будут, а ты поживешь на памяти благородных душ, до скончания веков. Убойся заранее, именовать благоразумием, слабость в деяниях, сего первого добродетели врага»

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

КАФЕДРА: УПРАВЛЕНИЕ ПЕРСОНАЛОМ

РЕФЕРАТ

ДИСЦИПЛИНА: ФИЛОСОФИЯ

ТЕМА: ФИЛОСОВСКИЕ ВЗГЛЯДЫ А.Н. РАДИЩЕВА

Работу выполнила:

студентка І курса

Работу проверил:

МОСКВА 2007

Введение

Философские взгляды А.Н. Радищева на развитие общества

А.Н. Радищев и природа познания человека

Заключение

Список литературы

Введение

Творчество А. Н. Радищева - одна из вершин литературы и общественно-политической мысли России XVIII века.

Цель: изучить особенности философских взглядов А.Н. Радищева.

1) Раскрыть представления А.Н. Радищева о развитии общества

2) Рассмотреть взгляды мыслителя на человека

3) Изучить представления философа о природе познания

Предмет исследования – философские взгляды А.Н. Радищева.

Философские взгляды А.Н. Радищева на развитие общества

А.Н. Радищев (1749 – 1802) – крупнейший русский писатель и мыслитель XVIII века, одна из самых трагических и спорных фигур русского Просвещения. Сложившееся с начала XIX века представление о нем как о выдающейся личности (страдальце за идеалы вольности) вылилось в массовое представление о «первом русском революционере». Между тем, сочинения Радищева разнообразны, и помимо «Путешествия из Петербурга в Москву» включают поэзию, во многом новаторскую, философский трактат «О человеке, о его смертности и бессмертии», юридические сочинения. А. Н. Радищев, единственный среди философов эпохи Просвещения, отстаивая демократический идеал построения общества, как наиболее отвечающий природе человека, обратил внимание на закономерность развития человеческого общества как замкнутый цикл: демократия - тирания. В современной отечественной философии эта идея А. Н. Радищева получила название концепции восходящее - циклического развития общества.

Согласно А. Н. Радищеву, развитие общества происходит циклами: демократия и тирания поочередно сменяют друг друга на определенных этапах исторического процесса. Человеческая природа требует свободы, но, в то же время, она такова, что свобода человека, расширяясь, перерождается в наглость (или во вседозволенность, как у Ф. М. Достоевского). После чего происходит усиление государства, которое, подавляя наглость, подавляет и свободу. Подавление свободы влечет за собой установление тирании. Тирания также является проявление человеческой наглости: тиран бесконечно расширяет свою свободу за счет свободы общества. Общество стремится к свободе, - к естественному состоянию, что приводит к установлению демократии.

Уход государства из социальной сферы, на фоне неизменности природы человека, и, особенно в период кризиса общества, грозит перерастанием ситуации в т. н. «Колумбийский вариант», когда мафия, как общественная организация, своей структурой в какой-то мере напоминающая государство, подменяет собой легальные органы власти, т. е. вытесняет государство, присваивая его функции. Кроме того, история XX ст. демонстрирует иной негативный опыт слабого государства - т. н. «Веймарская демократия» в Германии после Первой Мировой войны, завершившаяся вытеснением государства известной общественной организацией - Нацистской партией, структура которой, подменив собой государственную, привела к созданию принципиально нового вида тирании.

Т. о., из всего сказанного выше может быть заключено следующее:

Во-первых, неудовлетворенность личности (наглость, по А. Н. Радищеву) является причиной, или, лучше сказать, источником смены политического строя, однако, ни один политический режим не способен удовлетворить интересы каждой личности, т. к. государство строится на принципе ограничения прав личности во имя общих интересов;

Во-вторых, провозглашение приоритета интересов и свободы личности над общими интересами в крайнем виде создает условия для прихода тирании; существует определенный парадокс общественного развития: чем больше свободы, тем быстрее общество скатывается к тирании;

В-третьих, не следует ожидать окончательной победы какого-либо одного политического режима, демократии или тирании, во всем Мире, т. е. режимы будут поочередно сменять друг друга в различных обществах, как было показано русским философом XVIII в. А. Н. Радищевым; т. е. происходит смена политических систем, и только проблема взаимоотношений государства и личности остается неразрешимой.

Имя Радищева окружено ореолом мученичества, но, кроме этого, для последующих поколений русской интеллигенции Радищев стал неким знаменем, как яркий и радикальный гуманист, как горячий сторонник примата социальной проблемы. Впрочем, несмотря на многочисленные монографии и статьи, посвященные Радищеву, кругом него все еще не прекращается легенда – в нем видят иногда зачинателя социализма в России, первого русского материалиста. Для таких суждений, в сущности, так же мало оснований, как в свое время было мало оснований у Екатерины II, когда она подвергла Радищева тяжкой каре. Его острая критика крепостного права вовсе не являлась чем-то новым – ее много было и в романах того времени, и в журнальных статьях, вроде вышеприведенного «отрывка из путешествия» в новиковском журнале «Живописец». Но, то были другие времена – до французской революции. Екатерина II относилась тогда сравнительно благодушно к проявлениям русского радикализма и не думала еще стеснять проявлений его, а тем более преследовать авторов. Книга же Радищева, вышедшая в свет в 1790 году, попала в очень острый момент политической жизни Европы. В России стали уже появляться французские эмигранты, тревога стала уже чувствоваться всюду. Екатерина II была в нервном состоянии, ей стали всюду видеться проявления революционной заразы, и она принимает совершенно исключительные меры для «пресечения» заразы. Сначала пострадал один Радищев, книга которого была запрещена к продаже, позже пострадал Новиков, дело которого было совершенно разгромлено.

Русский мыслитель, основоположник революционной теории в интеллектуальном российском движении, поэт, общественный деятель

Родился в Москве, в семье военного - (сержанта) Николая Афанасьевича Радищева и Фёклы Степановны - дочери капитана Семеновского полка Степана Ивановича Аргамакова.
(Всего у родителей А. Н. Радищева было 11 детей: Александр, Мария, Фаина, Моисей, Петр, Андрей, Настасья, Михаил, Степан, Федосья и Иосаф. В период смерти родителей, 1804 - 1805 гг., в живых осталось только четверо: Андрей, Михаил, Степан, Иосаф.
Дед Радищева по отцу - Афанасий Петрович Радищев, бедный калужский дворянин, был в потешных Петра Великого, был его денщиком, служил в гвардии и, наконец, женившись в 40 лет на богатой и весьма молодой девушке в царствование императрицы Анны Иоанновны, сделался полковником и командиром одного из малороссийских драгунских полков. Имел 300 душ крепостных крестьян].

Николай Афанасьевич Радищев, богатый помещик, в отличие от большинства представителей своего класса пользовался уважением крестьян за доброту и справедливость. Во время крестьянской войны под предводительством Е. И. Пугачева, когда восставшие громили усадьбы своих владельцев, Радищевы оказались в числе немногих дворян, не пострадавших на территории, занятой повстанцами. Существует предание, что во время Пугачевского восстания крестьяне этого села укрыли своего господина и спасли его от расправы. Этот эпизод формирующе повлиял на Радищева. В год казни Пугачева он как раз женился.

Детство (до 7-летнего возраста) провел в селе Немцове (Калужской губернии).
В 1757 г. после смерти деда семья переехала в имение бабушки - село Верхнее Аблязово (Саратовской губернии).

Подростком (в 1762 г.) Р. попал в Пажеский корпус и довольно близко познакомился с придворной жизнью: пажи прислуживали лицам царской фамилии, выполняли их поручения. Так что, изображая в главе «Спасская Полесть» своего «Путешествия» «нечто, сидящее во власти на престоле», писатель рукодствовался не только данными, полученными из вторых рук.

В 1766 г. двенадцать молодых людей - в их числе шесть пажей, зарекомендовавших себя успехами в изучении наук, - были посланы в Лейпциг для приобретения юридических и иных знаний - правительство испытывало нужду в квалифицированных чиновниках. В этой группе находился и Радищев.
Бунт студентов против надзирателя Бокума сплотил их в тесный круг единомышленников, во главе которого встал Ф. В. Ушаков. Между членами кружка сохранились на всю жизнь дружеские связи, не исключавшие резких идейных столкновений (полемика Р. с А. М. Кутузовым в 80- 90-х гг.).Пятилетнее пребывание за границей - на юридическом факультете Лейпцигского университета - он описал в «Житии Федора Васильевича Ушакова» (1789).

В университете будущий писатель слушал курсы по математике, психологии и метафизике у ученого и философа Христиана Вольфа; естественное, народное и гражданское право читал профессор Шотт.

В эти годы началось увлечение Радищева философией. Он изучал труды представителей европейского Просвещения, рационалистической и эмпирической философии, теоретиков естественного права (Т.Гоббса, С. Пуфендорфа, Г. В. Лейбница, X. Вольфа, Ж. Ж. Руссо, а также К. А. Гельвеция, Д. Дидро, И. Гердера, И. Канта).

Большую роль в идейной эволюции Радищева сыграла книга К. А. Гельвеция «Об уме». Когда французский просветитель, переживший из-за своего сочинения разнузданную кампанию нападок, узнал, что целая группа русских молодых людей с энтузиазмом штудирует его философский труд (об этом сообщил ему писатель Ф. М. Гримм, приехавший в Париж из Лейпцига), он был приятно удивлен и обрадован. Книга Гельвеция, осужденная Сорбонной, проклятая парижским архиепископом и римским папой, приговоренная к сожжению парламентом Парижа, указала Радищеву и его друзьям из лейпцигского кружка путь к решению многих мировоззренческих вопросов. По словам Радищева, читая ее, они учились мыслить.

В Лейпциге Радищев познакомился также с произведениями Ф. Вольтера, Д. Дидро и других видных деятелей французского Просвещения. С увлечением читал он их русских последователей, критические суждения которых касались социальных порядков России. Русским студентам были известны книга Я. П. Козельского «Философические предложения», тетрадки издававшегося Н. И. Новиковым сатирического журнала «Трутень».
Лейпцигский период знаменовал начало творческой биографии Радищева. Владея основными европейскими языками, он обыкновенно знакомился с произведениями непосредственно в подлинниках. В зрелые годы Радищев стал эрудитом, знавшим все сколько-нибудь значительные достижения общественной мысли.

Уже в юности в Радищеве сформировалось мировоззренческое ядро, его
взгляд на соотношение духа и тела определён, конкретен, неизменен. Это - кредо:

«Я лучше ночь просижу с пригоженькой девочкой и усну, упоенный сладострастием в объятиях ее, чем, зарывшись в еврейские или арабские буквы, в цифири или египетские иероглифы, потщусь отделить дух мой от тела и рыскать в пространных полях бредоумствований, подобен древним и новым духовным витязям. Когда умру, будет время довольно на неосязательность, и душенька моя набродится досыта».

Правда, от Радищева же мы знаем и об оборотной стороне его молодого телуприслужнического пыла: «Любовь к потехам плотским наделила меня плодом безмерной чувств услады - сифилисом. И пусть потомки мои простят меня за тот яд, что я влил в их жизненные члены. Ваши бледные лица - мое то осуждение».

Несмотря на то что друзья учили Радищева правилам (кондициям) разумного поведения (вот одно такое, к примеру: «В делах житейских всё зависит от расчета и уловки. Кто в них следует единому рассудку и добродетели, тот не брежет о себе. Благоразумие, а иногда и один расторопный поступок, далее возводят стяжающего почести, нежели его добродетели и дарования совокупно»), он вошел в жизнь с другим представлением о должном и достойном.

Богат был и его жизненный опыт. Возвратившись из Германии в 1771 г., Радищев служил протоколистом Сената (1771-73), обер-аудитором (военным прокурором) штаба Финляндской дивизии (1773-75), получил чин секунд-майора и вышел в отставку. С 1775 по 1777 г. Радищев жил в своем имении под Москвой.

С января 1778 до 1780 г. Радищев состоял на службе в Коммерц-коллегии в качестве асессора. В 1780 его назначают зам. советника, затем (с апреля 1790) советником таможенных дел петербургской Казенной палаты, т. е. управляющим таможней.

Служебная деятельность дала ему возможность познакомиться с людьми различных сословий, увидеть злоупотребления «власть имущих», социальную принадлежность церкви, узнать бедственное положение народа. Исследователи отмечают отзвуки пугачевских манифестов, которые слышны в его произведениях.

Первые же годы службы в России показали ему невозможность применить «для пользы отечества» полученные за рубежом знания (Полн. собр. соч., т. 1, 1938, с. 173). Резкой радикализации его взглядов способствует общая обстановка конца 60- нач. 70-х гг. Отказ Екатерины II от выполнения декларативных обещаний «Наказа» (1766), прекращение работы Комиссии по сочинению проекта Уложения (1767-68), явное нежелание принимать меры для облегчения участи крепостных «рабов» ставят в оппозицию к самодержавию радикальное крыло русских просветителей («Философические предложения» Козельского, сатирич. журналы Н. Новикова).

Следует обратить внимание на некоторые черты характера Радищева, без которых не было бы понятно его литературное и научное творчество.
Человек редкой смелости и прямоты, он всем своим образом жизни подтверждал единство мыслей, слов и дел. Был непреклонен в отстаивании собственного мнения. В коммерц-коллегии он один не боялся возражать ее всесильному президенту. Радищев удивлял своих современников тем, что, руководя таможней, проявлял полнейшее бескорыстие - многие его предшественники и преемники сколачивали в таможне состояния, и это воспринималось как нечто само собой разумеющееся. С достоинством держал он себя и при дворе.

Радищев не был замкнутым человеком, но говорил обыкновенно очень мало и редко прежде, чем его спросят. Если же имел повод, то говорил хорошо и всегда весьма поучительно. Всегда он был сосредоточен и имел вид человека, не обращающего никакого внимания на то, что происходит вокруг него, и занятого предметом, который он обдумывает.

Радищев активно участвовал в литературной жизни:
сотрудничал в сатирических журналах Новикова и в «Беседующем гражданине», издававшемся «Обществом друзей словесных наук»;
опубликовал перевод книги французского историка и социалиста-утописта Габриэля Бонно де Мабли (1709 - 1785) «Размышления о греческой истории и о причинах благоденствия и нещастия греков» (1773) (при этом снабдив ее своими примечаниями, в которых, в противовес официальной идеологии, провозглашавшей самодержавие строем, единственно пригодным для столь обширного государства, как Россия, защитником «естественной вольности» людей («Наказ Екатерины Вторыя...». - СПБ, 1770. - п. п. 9-19, 57, 80 и др.), решительно осуждал самодержавие как «наипротивнейшее человеческому естеству состояние» (А. Мабли. Размышления о греч. истории... - СПБ, 1773. - С. 126, прим.);
публиковал собственные литературные произведения «Слово о Ломоносове» (1780), «Письма к другу, жительствующему в Тобольске по долгу звания своего"» (1782), оду «Вольность» (1781 - 1783) и др.
В своих произведениях Радищев не единожды упоминает великих героев древности, знаменитых современников - ученых, политиков, полководцев; в канве самых значительных рассуждений он использует цитатно или ссылается на 30 выдающихся умов человечества: Горация, Протагора, Сократа, Пифагора, Аристотеля, Сенеку, Цицерона, Пьера Бейля и Рене Декарта, Фрэнсиса Бэкона и Антуана Арно, Пьера Абеляра и Дени Дидро, Локка, Руссо, Монтескье, Франклина, Вольтера, Лейбница, Кондорсе, Гольбаха, Ламетри, Адама Смита, Иоганна Гердера, Джозефа Пристли и многих других.
Понятно, что подобный потенциал - это уже энциклопедичность, и человек с такой эрудицией не может не быть сам интересен. Творчество, оно ведь и из знания чужих творений!

В 1783 г. умерла горячо любимая жена Радищева Анна Васильевна. У них было пятеро детей, в том числе и Павел, от которого впоследствии стало известно о последнем периоде жизни отца и обстоятельствах его самоубийства.

Период зрелого творчества Радищева падает на 80-е гг.
После временного спада, связанного с событиями Крестьянской войны 1773-75, когда многие оппозиционно настроенные дворяне ушли в масонскую мистику, русская просветительская мысль вновь обретает утерянную было радикальную направленность и живой интерес к антифеодальной идеологии Запада; возобновляет писательскую деятельность и Радищев.
Преодоление этих кризисных явлений было в известной мере определено событиями Американской войны за независимость (1775-83). Революции в Америке и во Франции, за ходом которых Радищев внимательно следил, помогали ему «провидеть» будущее России.
В начале 80-х гг. Радищев познакомился с коллективным трудом энциклопедистов - 3-м изданием «Истории обеих Индий», авторы его (Рейналь, Дидро, Нежон и др.) заявляли о непрочности преобразований, совершаемых «просвещенными» деспотами без участия народов и помимо их воли; на страницах труда утверждалась идея прогрессивности гражданских войн, пропагандировались успехи вооруженной борьбы американских колоний за независимость. Пример вольной Америки «обнажил», по Радищеву, «мету» (т. е. цель) освободительного движения в России. В то же время банкротство просвещенного абсолютизма Екатерины II в России позволило Радищеву избавиться от остатков веры в «просвещение» монархов, свойственных авторам 3-го издания «Истории обеих Индий».

В 1785 г. Екатерина II наградила Радищева орденом Владимира. Этот орден был утвержден в 1782 г., его «днем торжеств» считалось 22 сентября. И, согласно статуту, им награждались отличившиеся по службе или «беспорочно» прослужившие 35 лет дворяне. Девизом ордена был стандартный по тем временам девиз: «Польза, честь, слава».

Вот подлинный текст того высочайшего Указа:

«Нашему Коллежскому Советнику Радищеву.
Усердная ваша служба, особливое в делах радение и искусство, и точное исполнение должностей с успехом и пользою государственною, обращают на себя наше внимание и милость. Мы желаем изъявить оныя пред светом, всемилостивейше пожаловали вас кавалером ордена нашего Святаго Равноапостольнаго князя Владимира четвертой степени, котораго знаки мы сами на вас возложа, повелеваем носить установленным порядком. Удостоверены мы совершенно, что вы, получа сие со стороны нашей ободрение, подщитеся продолжением службы вашей вящще удостоиться монаршаго нашего благоволения. В Санкт-Петербурге, сентября 22 дня 1784 года».

Получая орден от Екатерины II, Радищев, единственный из награжденных, нарушил обычай и не стал перед императрицей на колени.

Все изменилось после публикации в 1790 «Путешествия из Петербурга в Москву».

В мае 1790 г. в лавке столичного книгопродавца Герасима Зотова появилась его книга «Путешествие из Петербурга в Москву». На первый взгляд в ней не было ничего особенного. Произведения, в которых путешественники делились своими впечатлениями с читателями, обычны для XVIII в. Поэтому цензор, понадеявшись на «безобидность» жанра, пропустил рукопись в печать, не потрудившись ознакомиться с ее содержанием. Но после того как книга начала расходиться, оказалось, что никого она не оставляет безучастным. Она вызывала восхищение и ненависть, приобретала друзей и врагов. Слух о ней вскоре достиг императрицы.
Особое внимание императрица обратила на те места «Путешествия», где речь шла о религии и церкви. Она отмечала, что рассуждения автора «несходственны» и «совсем противны» закону Божию, десяти заповедям, святому писанию, православию, христианству вообще.
В это время еще свежи были впечатления от недавно закончившейся грандиозной крестьянской войны. Когда шли военные действия, даже столицы империи не чувствовали себя в безопасности, верхи общества переживали уныние и панику. И все же Екатерина II сочла, что Радищев - бунтовщик хуже Пугачева.
Действительно, Радищева прежде всего занимает судьба русского крепостного крестьянина; он показывает его "бесчеловечное угнетение" и моральное унижение, "обреченность тяжестью своих оков", положением "вола в ярме".
В отличие от Руссо и его последователей основы "человеческой общности" Радищев видел не в "гуманной природе людей", а в способности человека при определенных обстоятельствах проявлять предельную решимость отвоевать свободу личности, "очеловечить человека". Не во всех главах "Путешествия..." имеет место призыв "к возмущению". В гл. "Хотилов" дается проект реформ сверху, которые квалифицируются как "средство" предупреждения грядущей "пагубы зверств".

Тем не менее, еще не дочитав книгу до конца, Екатерина II распорядилась арестовать автора и заключить его в Петропавловскую крепость за издание книги, наполненной «самыми вредными умствованиями», попытку «произвесть в народе негодование противу начальников и начальства», «...неистовые изражения противу сана и власти царской» (Екатерина II, см. Д. С. Бабкин Д. С. Процесс А. Н. Радищева, 1952. - С. 244)

Радищев был объявлен государственным преступником за свои «богомерзкие сочинения». Палата уголовного суда вынесла Радищеву смертный приговор, который был утвержден сенатом. По случаю заключения мирного договора со Швецией, завершившего войну 1788-1790 гг., Екатерина II заменила Радищеву смертную казнь десятилетней ссылкой «в Сибирь, в Илимский острог на десятилетнее безысходное пребывание».

«На другой день после ареста и заключения Радищева в Петропавловскую крепость в руках С. И. Шешковского оказалась «повинная писателя», в которой он кратко излагал историю создания «Путешествия из Петербурга в Москву», признавал свою вину и просил о помиловании. При каких обстоятельствах была написана эта «повинная», мы не знаем. Возможно, свою роль здесь сыграл А. Р. Воронцов...

Радищев раскаивался, но не в издании «Путешествия из Петербурга в Москву», а в написании «повинной». Слухи о ней, как видно, распространились достаточно широко, в чем в первую очередь была заинтересована сама же императрица. В замечаниях на книгу Радищева она, между прочим, писала: «...Много таковых вралей мы видели и имели между раскольниками, и твердые те сердца бывают суще потом утурапленные». Она не сомневалась, что и Радищев будет сломлен, унизится до мольбы перед нею. Надо было дискредитировать его и в общественном мнении, использовав для этого ту же самую «повинную». В какой-то мере это ей удалось.

В «толпе» решительно осуждавших книгу Радищева находились, между прочим, московские масоны. Один из них писал в Берлин А. М. Кутузову 1 августа 1790 года: «Теперь скажу тебе, что посвятивший некогда тебе книгу (имеется в виду «Житие Федора Васильевича Ушакова», посвященное, как и «Путешествие из Петербурга в Москву», Кутузову. - А. Т.) и учившийся с тобой в Лейпциге находится под судом за дерзновенное сочинение, которое, сказывают, такого роду, что стоит публичнаго и самаго строгаго наказания... Он точно достоин участи, ему угрожающей, почему и огорчаться о нем ты не должен...» Другой, более «сердобольный» корреспондент Кутузова дополнял: «...Радищев, подлинно, сослан на 10 лет в одно отдаленное место в Сибири, с лишком за 5000 верст от Москвы... Он, сказывают, в раскаянии... Приключение сего несчастнаго, конечно, болезненно сердцу твоему, привыкшему от самой юности любить его... Впрочем сие мучительное, конечно, для тела состояние, в котором он ныне находится, может быть, полезно будет душе его, яко могущее ему поспособствовать увидеть свои заблуждения, обратиться на путь христианский».

Слухи о «раскаянии» Радищева распространились не только в Москве и Петербурге, но и на маршруте, которым он следовал в ссылку. Этому поневоле могли способствовать письма А. Р. Воронцова губернаторам разных городов с излагавшимися в них просьбами оказывать помощь «несчастному». Не трудно представить, как тяжело и унизительно было чувствовать это автору «Путешествия из Петербурга в Москву», обращавшемуся к «сочувственникам» и призывавшему ни при каких обстоятельствах не отступать от своих убеждений: «...Не бойся ни осмеяния, ни мучения, ни болезни, ни же самой смерти. Пребудь незыблем в душе твоей, яко камень среди бунтующих, но немощных валов. Ярость мучителей твоих раздробится о твердь твою, и если предадут тебя смерти, осмеяны будут, а ты поживешь на памяти благородных душ до скончания веков...»
Понимая, что вынужденная «повинная» способствовала распространению слухов о раскаянии, Радищев не мог не искать случаев и способов опровергнуть их. Однако психика его была уже надломлена. Он уже не дорожил собой и порою готов был даже уйти из жизни».
(А. Г. Татаринцев. А. Н. Радищев: Архивные разыскания и находки)

В этот период другом Радищеву стала славная русская женщина Елизавета Васильевна Рубановская, сестра ранее умершей жены Радищева, которая продала свой дом в Петербурге и отправилась вместе с Александром Николаевичем в Сибирь. Она скончалась 7 апреля 1797 г. в Тобольске по пути из Сибири.

«...Обросший бородой, изможденный заключением, Радищев был выведен из тюрьмы и посажен в кибитку.
Губернское правление, полагая, что Радищев сослан «в работу», то есть на каторгу, повело себя с ним как с каторжным разбойником. Его заковали в кандалы, надели на него нагольную шубу и отправили за тысячу верст.

Радищев ехал в далекое холодное изгнание. На многочисленных остановках на него глазели, как на медведя, интересуясь узнать, почему преступник обличием барин, а между тем он в кандалах и, как оказывалось из расспросов, осужден не за грабеж и убийство. Наперерыв спрашивали: «За что же его?.. За что?»» (О. Д. Форш. Радищев)

Ни Петропавловская крепость с ее страшным режимом, ни ожидание смерти после вынесения приговора, ни ссылка, куда он был отправлен в кандалах, не изменили Радищева.
Прибыв в январе 1792 г. в глухой Илимск, находившийся более чем в пятистах верстах к северу от Иркутска (тогда в нем было всего около полусотни домов), писатель уже через несколько дней приступает к созданию трактата «О человеке, о его смертности и бессмертии».
Трактат, написанный в свободной манере, в форме обращения к сыновьям, представляет собой философское исследование. При его создании было использовано множество произведений, преимущественно французских, немецких и английских авторов. Работа над этой философской монографией поглотила у Радищева все годы его сибирской ссылки. Естественно, что произведение, в которое было вложено столько сил, он рассчитывал довести до широкого читателя. И хотя ему не удалось увидеть его
опубликованным, оно все же вышло в свет вскоре после его смерти - в 1809 г.

Вряд ли можно сомневаться в том, что, создавая трактат, автор рассматривал его как подцензурный. Трактат состоит из четырех книг.
В первых двух, доказывается, что представление о бессмертии души не что иное, как воображение, сон, пустая мечта. В следующих книгах, т. е. в третьей и четвертой, приводятся доводы в пользу того, что отрицалось в предыдущих. Читателю предоставляется возможность сделать выбор самому, присоединиться к той системе взглядов, которую он, взвесив все «за» и «против», найдет более правдоподобной, ясной и очевидной.
Нашего современника такая позиция автора способна удивить и озадачить. Однако восприятие подобных, внешне противоречивых произведений аудиторией прежних времен не было тождественно нынешнему. Подобный прием - параллельное изложение взаимоисключающей информации - широко использовался в философии различных стран и до Радищева. Представленные в трактате религиозные идеи были достаточно тривиальны. О бессмертии души постоянно шла речь в многочисленных церквах империи, на уроках «закона божьего», на страницах теологической литературы. Поэтому разделы трактата, повествовавшие о бессмертии души, вызывали совсем не тот интерес, чем те, которые его отвергали. Тенденциозность этого произведения Радищева, ныне приглушенная временем, весьма чутко фиксировалась в иную историческую эпоху: мыслящими людьми книга воспринималась как противодействующая религии.
В ссылке писателем также были созданы «Сокращенное повествование о приобретении Сибири» и «Письмо о Китайском торге».

Ссылка Радищева кончилась несколько раньше положенного срока.
В 1796 г. умерла Екатерина II и на престол вступил Павел I. Неприязнь нового императора к своей предшественнице оказалась благом для тех, кто был репрессирован при прежнем режиме. В 1797 г. Радищеву было позволено поселиться в родовом поместье Немцово (в 2 км от Малоярославца). Здесь он должен был жить, никуда без особого разрешения не выезжая и находясь под полицейским надзором. Даже для того, чтобы съездить в Саратовскую губернию к ослепшему отцу и разбитой параличом матери, писателю пришлось обращаться с просьбой к самому императору.
Освобождение из деревенской глуши принес дворцовый переворот 1801 г., возведший на престол Александра I. Правительством намечаются перемены и реформы.
Радищеву разрешен переезд в столицу. Здесь он был привлечен в Комиссию графа П. В. Завадовского по составлению Свода законов. Радищев проявил большую активность: он составил записку «О законоположении», «Проект гражданского уложения» и другие проекты, в которых опять развивал идеи уничтожения крепостного права, табели о рангах, требовал запрета продажи крестьян в рекруты, отмены телесных наказаний и пыток, введения суда присяжных, публичного судопроизводства, свободы слова и печати.

На новом месте службы А. Н. Радищев по-прежнему «обнаруживал свой свободный образ мыслей», так что граф А. Р. Воронцов даже приветствовал его однажды при других словами: «Здравствуйте, господин демократ!». Но дело не обошлось шутками. Председатель Комиссии П. В. Завадовский, который в свое время подписал смертный приговор Радищеву, считал его взгляды опасными и, напомнив о суде 1790 года, «дал ему почувствовать, что он в другой раз может подвергнуться подобной беде, и даже произнес слово «Сибирь». Сослуживец А. Н. Радищева Н. С. Ильинский, беседовавший с ним о его книге и не одобрявший ее, сообщает, что граф Воронцов, потеряв терпение, «жестоко выговаривал Радищеву и требовал, чтобы он перестал заниматься вольнодумством», иначе с ним «поступлено будет хуже прежнего». После такой угрозы Радищев «сделался задумчив, стал беспрестанно тревожиться. Он был всем недоволен... Его беспокойство и волнение ежедневно усиливались...» .

По воспоминаниям Павла Александровича Радищева, 11 сентября 1802 года, в 9 или 10 часов утра, Радищев, приняв лекарство, вдруг схватывает большой стакан с «крепкой водкой» [Крепкая, или «царская», водка - смесь кислот: азотной HN03 (1 объем) и соляной HC1 (3 объема). Сильнейший окислитель, в котором растворяется золото и платина, не поддающиеся действию ни одной известной кислоты], приготовленной для вытравливания мишуры поношенных эполет старшего сына, и выпивает разом. В ту же минуту берет бритву и хочет зарезаться. Старший сын заметил это, бросился к нему и вырвал бритву. «Я буду долго мучиться», - сказал Радищев.

Как видим, последовательность и взаимосвязь событий и действий Радищева в изложении его сына предельно ясны: писатель не скрывает прежнего образа мыслей - его строго предупреждают, грозят новой расправой - он всё более тревожится, что-то обдумывает, обращаясь к детям с вопросом: «Ну что, детушки, если меня опять сошлют в Сибирь?» - исключает такой исход и, наконец, делает последний и всё разрешающий шаг. Словами «вдруг схватывает», «выпивает разом» в рассказе П. А. Радищева подчеркнуто, что делается это не «по ошибке», а сознательно, после глубоких и тяжелых раздумий: «Жить или не жить?»

Если бы он хотел запить лекарство, то не «схватил» бы стакан «вдруг» (то есть неожиданно для присутствующих при этом) и уж, конечно, не выпил бы его «разом», ибо моментально понял бы, что в стакане - не вода, а яд. «Пусть так, - скажет, может быть, кто-то из читателей, - но бритва... Зачем же сначала выпивать яд, когда он мог бы сразу зарезаться бритвой?» Оставим этот вопрос психологам. Может быть, найдется еще писатель, который сможет представить своего героя - Радищева, находящегося в со- стоянии величайшей внутренней напряженности, ищущего и не находящего выхода, мысленно обозревающего всю свою трудную жизнь, с которой он прощался до сих пор уже не раз и теперь вдруг решивший скорее прекратить мучения любым
способом, «железом острым или ядом» - что под рукой, что бросилось в глаза - вначале яд, затем - бритва... Радищев - скажем так - знал, что делал, хотя с точки зрения формальной в его действиях логики как будто не было. Только до формальной ли логики ему было! Далее П. А. Радищев сообщает о лейб-медике Виллие, спросившем А. Н. Радищева, «что могло побудить его лишить себя жизни». Ответ был продолжительный, бессвязный. Виллие сказал: «Видно, что этот человек был очень несчастлив». К великому сожалению и неизвестно почему, сын писателя, так подробно и точно зафиксировавший детали этого дня, не воспроизвел ни одного слова из «продолжительного» ответа А. Н. Радищева, что помогло бы понять ход его мыслей перед тем, как «лишить себя жизни». Словно бы восполняя это упущение, П. А. Радищев заключает: «...В первом часу пополуночи Радищев скончался». «Потомство отомстит за меня», - писал он незадолго до своей смерти». Так - через недвусмысленный вопрос Виллие (исключавший какую-либо «случайность») и слова самого Радищева о потомстве - самоубийство еще раз поставлено его очевидцем в прямую связь с гонениями и угрозами». (А. Г. Татаринцев. А. Н. Радищев: Архивные разыскания и находки).

Философские взгляды

На протяжении всего XIX в. шел процесс освобождения творчества Радищева от запретов. Оно осознавалось как наследие всей эпохи Просвещения, как подлинное завещание новым поколениям граждан, носителям традиций русской национальной культуры.

Предмет философии, по Радищеву, - мир в целом (космос, Вселенная), его "поднебесное выражение" (земная природа - окружающие человека материальные и духовные формы, "среда").
Задача философских изысканий - выработать представления о "вещественности" (материальности), "мысленности" (сознании), толкование природы идеального (психического), проблем смертности и бессмертия человека, познания им внешнего мира (о "средствах" и "силах" этого познания) и т. п.

Сильная тенденция к материалистическому (реалистическому) монизму нередко сочеталась в рассуждениях Радищева с выраженными элементами деизма и дуализма, с построениями в пантеистическом духе. Согласно Радищеву, в глубине веков, в "пучине пространства" имело место "нечто недостаточно организованное", "хаос". При этом "целое" и вместе с тем "бесконечное бытие" Радищев рассматривал как материал для "творческой силы" (Бога). Эта сила сообщила "вещественному материалу" некий "первый мах", который привел к "первосдвигу", а затем и "постоянству колебаний и движений", заполнивших мировое пространство, "объединивших" частицы, ставшие основанием формирования земной тверди, ее разнообразных форм. Если Бог есть нечто всемогущее, абсолютное, всесильное, то тогда Бог - это Природа, которая всемогуща, абсолютна, всесильна.

Одним из основных законов природы Радищев считал закон совершенствования и самосовершенствования ее форм - от "неодушевленных" до "живых существ" и человека. Он допускал возможность порождения живого из неживого в результате "напряжения вещественности", действия "натуральных стихий", организации мельчайших оснований бытия природы - атомов и корпускул. Идеи трансформизма развивались Радищевым в единстве с эволюционными представлениями.

Человек, его сущность, место и роль в мире - центральная проблема миропонимания Радищева, основная тема его главного философского сочинения "О человеке...".
В 1-й книге этого трактата ставится комплекс задач из области антропогенеза.
Во 2-й - раскрываются некоторые важные возможности сравнительно-исторического метода, выявляется природа живого, связанного с элаборацией - законом превращения "простых", "несложных" сил в силы сложные, "тончайшие".
Истолкованию характера "человеческой мысленности", природы психического, идеального, духовного и душевного посвящена 4-я кн.
В двух, последних кн. автор уделяет внимание вопросам гносеологии.

В процессе своих исследований Радищев опирался на данные анатомо-этнографической коллекции Петербургской кунсткамеры, использовал достижения эмбриологии, зоологии, сравнительной анатомии, физиологии животных и человека.

Развивая идею единства мира, Радищев считал, что человек един не только со всеми людьми, но и с неорганическим и органическим миром, с космосом, с которым он связан единством состава и характером законов, формами непреходящего существования и даже "влитого разума".
Вместе с тем он подчеркивал особенности человека по сравнению с миром живых существ:
1) "возничный" (вертикальный) образ хождения,
2) "истинное отличие человеческого мозга", несравнимо возвысившего разум человека,
3) "чудодейственная речь",
4) стремление к совершенствованию условий и самого себя,
5) способность к трудовой деятельности благодаря развитию руки.

Антропологическую аргументацию Радищев базировал на трудах П. Кампера, И. Г. Гердера, И. К. Лафатера, Каверзнева - крупных антропологов XVIII в.

Радищев пытался противопоставить метафизике в ее механистическом и органицистском вариантах принципы динамичной антропологии, о чем свидетельствует его частое обращение к эволюционной лексике.

Радищев - сторонник «теории естественного права», яростный противник рабства и аналогичных ему форм угнетения человека человеком:
«Человек родится в мир равным во всем другому. Все мы одинаковые имеем члены, все имеем разум и волю. Следовательно, человек без отношения к обществу есть существо, ни от кого не зависящее в своих деяниях. Следовательно, тот, кто восхощет его лишить пользы гражданского знания, есть его враг». (Ср. с теорией Аристотеля: «Сама природа расположила уже род смертных так, что одна и притом гораздо большая часть оных должны непременно быть в рабском состоянии...») несостоятельна и вздорна. Людей делает рабами не природа, а общественные условия»).
Философские воззрения Радищева несут не себе следы влияния различных направлений европейской мысли его времени.
Он руководствовался принципом реальности и материальности (телесности) мира, утверждая, что «бытие вещей независимо от силы познания о них и существует по себе». Согласно его гносеологическим воззрениям, «основанием всего естественного познания является опыт». При этом чувственный опыт, будучи главным источником познания, находится в единстве с «опытом разумным». В мире, в котором нет ничего «опричь телесности», свое место занимает и человек, существо столь же телесное, как и вся природа. У человека особая роль, он, по Радищеву, представляет собой высшее проявление телесности, но в то же время неразрывно связан с животным и растительным миром. «Мы не унижаем человека, – утверждал Радищев, – находя сходственности в его сложении с другими тварями, показуя, что он в существенности следует одинаковым с ним законам. И как иначе-то быть может? Не веществен ли он?»
Принципиальным отличием человека от прочих живых существ является наличие у него разума, благодаря которому тот «имеет силу о вещах сведому». Но еще более важное отличие заключается в способности человека к моральным действиям и оценкам. «Человек – единственное существо на земле, ведающее худое, злое», «особое свойство человека – беспредельная возможность как совершенствоваться, так и развращаться». Как моралист Радищев не принимал моральную концепцию «разумного эгоизма», считая, что отнюдь не «себялюбие» является источником нравственного чувства: «человек есть существо сочувствующее».
Будучи сторонником идеи «естественного права» и всегда отстаивая представления о естественной природе человека («в человеке никогда не иссякают права природы»), Радищев в то же время не разделял намеченное Руссо противопоставление общества и природы, культурного и природного начал в человеке. Для него общественное бытие человека столь же естественно, как и природное. По сути дела, между ними нет никакой принципиальной границы: «Природа, люди и вещи суть воспитатели человека; климат, местное положение, правление, обстоятельства суть воспитатели народов». Критикуя социальные пороки российской действительности, Радищев защищал идеал нормального «естественного» жизнеустройства, видя в царящей в обществе несправедливости в буквальном смысле социальное заболевание. Такого рода «болезни» он находил не только в России. Так, оценивая положение дел в рабовладельческих США, он писал, что «сто гордых граждан утопают в роскоши, а тысячи не имеют надежного пропитания, ни собственного от зноя и мрака укрова».
В своем основном философском трактате “О человеке, о его смертности и бессмертии» Радищев, рассматривая проблемы метафизические, остался верен своему натуралистическому гуманизму, признавая неразрывность связи природного и духовного начал в человеке, единство тела и души: «Не с телом ли растет душа, не с ним ли мужает и крепится, не с ним ли вянет и тупеет?». Одновременно он не без сочувствия цитировал мыслителей, признававших бессмертие души (И.Гердера, М.Мендельсона и др.). Позиция Радищева – это позиция не атеиста, а скорее агностика, что вполне отвечало общим принципам его мировоззрения, уже достаточно секуляризованного, ориентированного на «естественность» миропорядка, но чуждого богоборчеству и нигилизму.
Трактат построен на принципе сознательного противопоставления двух «противоположностей» - аргументов материализма и идеализма за смертность или бессмертие души (соответственно 1-2-я и 3-4-я книги трактата).
1-я книга четко формулирует материалистическое решение основног вопроса: «... бытие вещей независимо от силы позналия о них и существует по себе» (Полное собрание сочинений. Т. 2. - С. 59); движение - коренное свойство «вещественности», время и пространство - объективные формы бытия вещей. Напротив, «метафизические» доводы 3-й кн. исходят из первичности духа: «без мыслящего существа не было бы ни прошедшего, ни настоящего, ни будущего; не было бы ни постепенности, ни продолжения; исчезло бы время, пресеклося бы движение...» (там же. - С. 109).
В 1-й и 2-й книгах психика человека рассматривается как действие телесных органов, «сложения» человека. Обратное утверждает 3-я книга: организация вещества не может создавать новых качеств в силу «простоты» и «неделимости человеческой мысли», она является свойством особой нетленной «духовной» субстанции. Примеры «творческой деятельности души» во время сна, у лунатиков, сумасшедших, факты существования произвольных движений и т. д. говорят о «полной власти» души над телом.
В 1-й книге рассмотрение места человека на «лестнице творений» природы показывало, что он подчинен, как и все на земле живущее, «законам» вещественности, сходен с животными не только строением его тела, но и самой «способностью размышлять».
В 3-й книге рассмотрение той же «лестницы» вело к противоположному заключению: человек принципиально отличен от всех земных творений своей «двуестественностью», только он обладает специфической «духовной силой».
Та же явственная восходящая «постепенность» всех известных нам существ заставляет предполагать дальнейшую эволюцию человека в загробном мире «духов» (см. там же. - С. 112). Наконец, если в 1-й книге утверждался принцип познаваемости мира, к человеку был обращен призыв «дерзать» в познании «сокровеннейших недр природы», то в ряде мест 4-й книги Радищев, напротив, советовал ему «усмириться» в своих надеждах познать мир: «человеческий разум вещей не познает», «внутреннее существо вещей нам неизвестно».
Отмежевываясь от доводов за смертность души, Радищев сопровождал их выпадами против «тигров», «человеконенавидцев», лишающих людей надежды «будущия жизни». Однако автор предупреждает читателя, что его влечет к идеализму не рассудок, а потребность в самоутешении, сердце, изнемогшее от разлуки с друзьями; читателю предоставляется самому выбирать те доводы, «кои наиболее имеют правдоподобия», руководствуясь только «светильником опыта» и удалив «все предрассудки, все предубеждения». Это ключевое положение подчеркивает объективную неравноценность приводимых Радищевым материалистических аргументов, построенных на опытных фактах науки, и идеалистич. рассуждений, основанных на «нутрозрении», оторванном от окружающего мира, «гаданиях» и «мечте».

Обращение к источникам трактата дополнительно выявляет различную степень оригинальности обеих его частей.
Так, «метафизические» доводы 3-4-й книг оказываются зачастую буквальным пересказом идеалистических концепций Мендельсона («Федон, или О бессмертии души», 1764, рус. пер. - СПБ, 1837) и И.Гердера («Идеи к философии истории человечества», 1784-91, сокращ. рус. пер., 1829; «Ǘber die Seelenwandrung», 1785).
В этих разделах Радищеву принадлежат лишь некоторые иллюстрации и комментарии, настойчиво подчеркивающие «гадательность» излагаемых взглядов; этот скептицизм в 4-й кн. переходит в прямое отрицание доводов идеалистов. В 1 - 2-й книгах Радищев дает более самостоятельную трактовку естественно - научных и философских вопросов, дополняя в целом ряде моментов взгляды своих учителей - Гельвеция, Дидро, Пристли, Гольбаха и др.
Отрицая наличие непроходимой грани между духом и телом, Радищев доказывает, что и «разумное вещество» может обладать всеми свойствами «вещественности». Хотя незавершенность концепции и нечеткость терминологии часто заставляют Радищева переносить на «мысленность» механические свойства материи (дискретность, протяженность и т. п.), однако сам он постоянно сознает опасность вульгарно-механистической трактовки: «...не бойся, я мысленностп твоей на безмен не положу», жизнь, чувствование, мысль «...суть нечто более, нежели просто движение, притяжение и отражение, хотя сии силы в произведении сих свойств много участвуют, вероятно» (там же. - С. 85, 86).
Радищев подчеркивает разнородность и множественность материальных «стихий», лежащих в основе всего сущего. Одно из главных средств природы есть «организация», благодаря которой и возникают «почти новые вещества», «совсем новые явленпя», в том числе жизнь, свойственная «...не одним животным, но и растениям, а, вероятно, и ископаемым...»; окончательно тайна жизни будет раскрыта, «...когда искусством можно будет производить тела органические» (там же - С. 88).

Разбор физических теорий Радищев завершает рассмотрением понятий о Боге. Если до этого в трактате встречаются обращения ко «всесильному», то теперь, опираясь на вывод о неразрывной связи материи и движения, Радищев отбрасывает само понятие о «всесильном» (см. там же. - С. 81) (правда, в ряде других произведений Радищева имеются деистические высказывания).

В первых двух книгах Радищев выявляет гносеологические корни идеалистических представлений о бессмертии души и божественной первопричине. И на ступени опыта, и на ступени рассуждения все заблуждения исходят не от вещи, а от самого человека. На первой нам могут помешать обманчивые «расположения нашей чувственности», создающие ложные представления о вещах, и ошибки разума, ложно воспринимающего «отношение вещей между собою» (там же. - С. 60, 61).
На второй, где мы познаем «...союз вещей с законами силы познания и законами вещей», т. е. познаем бытие вещей, «...не испытуя от них перемены в силе понятия нашего», заблуждения становятся особенно многочисленными (там же. - С. 60). Как наши силлогизмы, так и метод сравнения и «сходственности» (аналогия) могут вести и к «светлейшим и предвечным истинам, и к неисчислимым и смешнейшим заблуждениям». Примерами подобных заблуждений выступают либо «нутрозрительные» доводы идеалистов, не желавших видеть «окрест нас разрушение всеобщее», либо умозрительные аналогии Лейбница и других идеалистов, распространявших на загробный мир закон постоянного «совершенствования» и наблюдаемые в природе метаморфозы живых существ.
Отбрасывая доводы идеализма, Радищев постоянно стремится переосмыслить в материалистических частях трактата ряд диалектических идей и естественно - научных данных школы Лейбница. Понимая, что «заблуждение стоит вскрай истине», он дает в 1-й книге материалистическое толкование гердеровской идее восходящей сложности форм природы, принимает его антропологическую характеристику человека, положение о единстве органа и его функции и др. Если у идеалистов диалектическое положение Лейбница - «настоящее чревато будущим» - носило мистический оттенок (совершенствование - цель человека и на земле и за гробом), то к диаметрально противоположному выводу приходит Радищев: «Ведай, что всякое состояние вещества, какого бы то ни было, естественно предопределяется его предшедшпм состоянием... До зачатия своего человек был семя, коего определение было развержение. Состояние жизни приуготовляло расположение и разрушение. Когда же жизнь прейдет, почто мечтать, что она может продлиться?» (там же. - С. 95). Диалектический характер носит и общий замысел трактата - столкновение двух «противоположностей» по вопросу бессмертия души (ср. вторую антиномию Канта).

Предприняв своеобразную попытку подвести итог борьбе французского и английского материализма (Дидро, Гольбах, Пристли и др.) против немецкого идеализма, Радищев не сумел преодолеть метафизическую слабость материализма 18 в. Механистическая ограниченность сказывается в терминология, нечеткости и главным образом в неспособности переосмыслить «чувственные доводы» идеализма - спекуляцию на фактах активности человеческой психики.

Характерно сосредоточение внимания Радищева на проблемах человека, нравственности, обществ, устройства. Антропология Радищева предполагает не только интегративный характер человеческой деятельности (ее материальных и интеллектуальных аспектов), но и глубинную, генетическую общность материи и духа, физического и психического. С православно-рус. культурой связано и безусловное признание Радищевым реальности материального, вещественного. Бог в его понимании - духовный абсолют, всемогущий и всеблагой устроитель мира.
Радищев близок к идеям «естественной религии». Вещество мыслится живым, организмы образуют непрерывную лестницу существ, располагающихся по степени совершенства. Люди - сродни всему природному. Гл. особенности человека - разумность, различение добра и зла, безграничные возможности возвышения (как и развращения), речь и общительность. В познании чувственное и рациональное слиты воедино. Цель жизни - стремление к совершенству и блаженству. Бог не может допустить ложности этой цели. Значит, душа должна быть бессмертной, постоянно совершенствоваться, получая все новые воплощения. Отдельный человек формируется в обществе под воздействием воспитания, природы, вещей. «Воспитатели народов» - геогр. условия, «жизненные потребности», способы правления и ист. обстоятельства. Достижение общественного блага связывалось Радищевым с реализацией естественных прав, в которых выражены естественные устремления человека. Общество необходимо радикально преобразовать с тем, чтобы восторжествовал естественный порядок. Это - путь прогресса. В поисках способа такого преображения России Радищев возлагал надежды и на просвещенных правителей, и на народ, когда он, устав от подавления своей природы, восстанет и завоюет свободу осуществления естественных прав. Утопизм ожиданий предопределил драму жизни и идей философа.

В унисон "веку Просвещения" Радищев обосновывал принципы народовластия (демократии), республиканизма (антимонархизма), свободы слова и вероисповедания. Он был одним из родоначальников российской освободительной традиции - ее идейным обоснователем и гуманистическим толкователем.

Идеи западноевропейского Просвещения весьма органически соединялись у Радищева с отечественной духовной традицией. Радищев смело утверждал новую светскую идеологию, гуманизм, свободомыслие, ценности Разума, Свободы личности, Прогресса, Народного блага. Служение правде, в которой истина и справедливость нерасторжимы, Радищев принимал как свое жизненное призвание и следовал ему подвижнически.

В «Путешествии...», «О человеке» Радищев высказал ряд интересных мыслей по эстетике. Способность эстетического восприятия он связывал с развитием органов чувств, считая «соучаствование» важнейшей особенностью человека. В создании поэтических и других произведений искусства огромную роль, по Радищеву, играет сила воображения, нередко отрывающая людей от почвы реального мира. Особенно ценны высказывания Радищева о социальной обусловленности эстетического вкуса (отличие народных понятий о красоте от вкусов «боярынек Московских и Петербургских»), мысли о бессмысленной помпезности египетских пирамид и др. (Полное собрание сочинений. Т. 1. - С. 302).

Идейное наследие Радищева играло важную роль в духовной жизни России, оказало влияние на Пнина, Попугаева, П. Челищева, Каржавина. Демократическим, революционным и гуманистическим идеям Радищева отдавали должное декабристы, петрашевцы, революционные демократы 60-х гг. XIX в., деятели "Народной воли", социал-демократы. Его убеждения были близки духовным интересам Герцена, Чернышевского, Плеханова. Бердяев называл Радищева родоначальником русской интеллигенции.

Социологические взгляды. Идейная эволюция Радищева

В работах Радищева присутствует общепринятое в просветительской литературе объяснение перехода от первобытной вольности к политическому деспотизму.
Учреждая общество, свободные люди кладут «предел» своим желаниям, образуя «общу власть» и «закон». Однако правитель забывает «клятву», данную народу, попирает мечом «уставы» общества, союз «суеверия политического и священного» - царской власти и веры, закрепляет несправедливый строй.
Радищев сознает: вековую тяжбу народов с государями решает не формальное право, а сила: «Но на что право, когда действует сила? Может ли оно существовать, когда решение запечатлеется кровию народов?» (Полное собрание сочинений. Т.1. - С. 263). Реальные средства восстановления попранного монархом народного суверенитета он ищет в 80-е гг. в истории победоносных народных революций. Закономерность революций связывается с неспособностью абсолютизма смягчить гнет: Единоначальство, «простирая повсеместную тяготу», неизбежно доводит народ до «крайности» (там же. - С. 166-67). Огромное значение в борьбе с узурпаторской властью Радищев придает «вольному слову», призванному разрушить пагубный обман, сорвать «личину» с «истукана власти», вернуть «источнику» (т.е. народу) силу для свержения «истукана».
В целом в трактовке явлений обществ, жизни Радищев остается на позициях идеализма: «перемена Царств» происходит тогда, когда «...в умствованиях, когда в суждениях о вещах нравственных и духовных начинается ферментация...» (там же. - С. 261).
Вместе с тем в творчестве Радищева заметно и стремление к выявлению глубинных движущих сил исторического процесса. Так, опираясь на Руссо, Радищев связывает возникновение порабощения с развитием производства и появлением частной собственности: «Как бы то ни было, земледелие произвело раздел земли на области и государства, построило деревни и города, изобрело ремесла рукоделия, торговлю, устройство, законы, правления. Как скоро сказал человек: сия пядень земли моя! он пригвоздил себя к земле и отверз путь зверообразному самовластию, когда человек повелевает человеком. Он стал кланяться воздвигнутому им самим богу, и, облекши его багряницею, поставил на олтаре превыше всех, воскурил ему фимиам; но наскучив своею мечтою и стряхнув оковы свои и плен, попрал обоготворенного и преторг его дыхание. Вот шествие разума человеческого» (там же. Т. 2, 1941. - С. 64).

Сближают Радищева с Руссо и определенные представления об антагонистическом характере общественного прогресса: «Если кто хотя мало вникал в деянии чело-веческия, если кто внимательно читал историю царств, тот ведает убедительно, что где более было просвещение, где оно было общественнее, там более было и превратности. Столь добро и зло на земли нераздельно» (там же. Т. 3, 1952. - С. 29).

Ряд мыслей Радищева свидетельствует о том, что он склонялся к теории «круговорота» явлений природы и общества, возвращения всего «на прежнюю ступень». Эти представления накладывали печать и на оптимистическую веру Радищева в грядущее царство «вольности».

Уже в 80-е гг. опыт прошлого внушал Радищеву опасения, сумеет ли народ после победы удержать ее плоды в своих руках. Во главе восстания могут встать «мужи твердые и предприимчивые» не только «на истину», но и на «прельщение», не только «любители человечества», но и «льстецы», снова узурпирующие власть; так, Кромвель, «власть в руке своей имея», сокрушил снова «твердь свободы».
Опираясь на этот пример, а также на пример падения Римской республики, Радищев в оде «Вольность» сформулировал «закон природы»: «Из мучительства рождается вольность, из вольности рабство...».
Главной причиной такого круговорота обществ, явлений Радищев, полностью разделяя «Гельвециево о сем мнение», считал роковую роль человеческих страстей: необузданного корыстолюбия и ненасытной «алчбы власти» (см. там же. -Т. 1. - С. 361, 161, 12 и др.).

Однако в 80-е гг. трактовка этого «закона природы» в его применении к обществу не носила у Радищева фаталистического оттенка: бдительность «счастливых народов» могла сберечь «дар благой природы». Произведения Радищева последних лет лишены этого оптимизма. Возвращаясь в «Песни исторической» к сюжетам «Размышлений о греческой истории» Мабли и «Рассуждения о причинах величия и падения римлян» Монтескье, Радищев подчеркивает роковой исход борьбы народов с деспотической властью.
Вольность, сиявшая в Древней Греции, «потухла безвозвратно» вместе с гибелью спартанских добродетелей - простоты, бескорыстия, патриотизма. «Здание римской свободы», основанное на народном суверенитете, рухнуло в результате завоевательной политики Рима. Побуждаемый ненасытной жаждой «властолюбия», поставив целью «присвоение вселенной», Рим кончил тем, что сам стал добычей кровавых властолюбцев-диктаторов.
Социологическая схема Радищева, схватывавшая внешнюю повторяемость политических событий, не вскрыла социальных пружин развертывавшейся на его глазах классовой борьбы; она заставила его истолковать не только военную диктатуру Кромвеля, но и диктатуру якобинцев как пример вырождения свободы в «самовластье», «наглость». Сравнивая кровавое правление римского тирана Суллы с террором Робеспьера, Радищев приходит к мысли о предпочтительности «мира неволи» бедствиям гражданской войны.
К середине 90-х гг. мыслитель отказывается от революционных путей борьбы за «вольность» и сходит с позиции безусловно отрицательного отношения к монархической власти. Рисуемые в «Песни исторической» образы римских тиранов призваны, по Радищеву, специально оттенить заслуги добрых, мудрых, «правдивых» самодержцев вроде Веспасиана, Тита, Траяна и Марка Аврелия.

О монархических иллюзиях говорит и последнее произведение Радищева - ода «Осмнадцатое столетие».
Ранее призывавший народы к вооруженному восстанию и грозивший плахой царю Радищев в российском престоле видит теперь единственную твердую опору человечества среди грозящих захлестнуть его «кровавых струй».
В противоположность произведениям 80-х гг. в оде высоко оценивается просветительская деятельность Петра I, Екатерины II; Александр I объявляется хранителем неосуществленных заветов 18 в. («мир, суд правды, истина, вольность лиются от трона»).
«Песнь историческая» свидетельствует о крайней шаткости монархических иллюзий Радищева. Тот же «премудрый» Марк Аврелий «...смертной был. Блаженство Рима вянет с Марк Аврелием».
Радищев высказывает опасения, не свойственно ли вырождение, «упадение» всякой самодержавной власти вообще: «Иль се жребий есть всеобщий Чтоб возвышенная сила, Власть, могущество, блеск славы Упадали, были гнусны».

Кончились провалом и практические попытки Радищева внушить идеалы «века разума» новому русскому самодержцу: идеи поздних законодательных проектов Радищева («О законоположении», «Проект для разделения уложения Российской» и др.) остались нереализованными, ода «Осмнадцатое столетие» - неопубликованной.

В произведениях Радищева последних лет все яснее слышатся пессимистические, трагические ноты, в т. ч. мысль о бренности всех человеческих творений («смертной что зиждет, все то рушится, будет всех прах»; притязать на вечность могут только мысли - «не погибнут они, хотя бы гибла земля»).

В начале 19 в. круг поисков Радищева замкнулся: действительность наполеоновской Франции подорвала веру в «разумность» революций; действительность царствования Александра I покончила с последними надеждами на «разум» монархов.
Подняться до уровня иных теоретических представлений, указывающих выход из этого тупика, Радищев, надломленный ссылкой, не смог. Его идейная драма - отражение общеевропейского кризиса просветительской идеологии, приводит Радищева в 1802 к трагическому финалу - самоубийству.

Выход из этого кризиса революционной мысли будет намечен два десятилетия спустя декабристами. Разделяя отрицательное отношение Радищева к якобинскому террору и гражданской войне и пытаясь найти средство избежать подобных междоусобий, декабризм вместе с тем вернулся к идее прогрессивности революции вообще, попытавшись «ограничить» ее рамками военного дворянского переворота. К идее крестьянской народной революции, выдвинутой Радищевым в 80-х гг., русская освободительная мысль обратится только на разночинском этапе движения.

Основные труды А. Н. Радищева

«О добродетелях и награждениях» (статья):

Ведущая мысль сочинения: добро и зло на земле нераздельны;

«Письмо к другу, жительствующему в Тобольске, по долгу звания своего» (1782, опубл. в 1790):

Сочинение это было написано 8 августа, на другой день после открытия памятника Петру I в Петербурге, печаталось оно в домашней типографии Радищева. В сочинении, рассматривая преобразования Петра I, давшего первый толчок «громаде» (России), Радищев категорически утверждает, что даже цари-преобразователи не поступаются своей властью в пользу «вольности частной». «... Нет и до скончания мира, примера может быть небудет чтобы Царь уступил добровольно что ли из своея власти, седяй на Престоле» (Полное собрание сочинений. Т 1. - С151).

Прочитав эту книгу «с карандашом в руках», императрица Екатерина II сделала следующее письменное заключение:
«Сочинитель в насмехательном виде говорит о блаженстве и дается чувствовать, что оного нет. В целом же, написанное клонится к возмущению крестьян противу помещиков, войск противу начальству. Не любит автор слов тишина и покой...
...Этого человека французская революция сделала в России своим первым подвизателем»;

«Вольность» (1781 - 1783; ода):

Здесь Радищев славит «пример великий» Кромвеля, подвиги армии Вашингтона, приветствует день грядущей революции в России - «избраннейший всех дней»;

«Путешествие из Петербурга в Москву»(посвящено А. М. Кутузову, писалось в сер. 80-х гг., представлено в цензуру в 1789, напечатано с рядом добавлений в домашней типографии в 1790):

Именно здесь Радищевым сказана очень важная искренняя правда: «Бедствия человека происходят от человека».

Эпиграфом к сочинению является выдержка («Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй») из II тома поэмы В. К. Тредиаковского «Телемахида» (Спб., 1766).
Выбор этого эпиграфа не случаен. В песне XVIII, откуда он, взят, дано описание посещения героем поэмы Тилемахом подземного царства Тартара, где подвергаются адским мучениям цари, «употреблившие во зло свое на престоле могутство...». Цари эти были гнуснее и страшнее, чем самые страшные чудовища мифологии, в том числе адского пса Цербера («преужасный пес Кервер»): «Чудище обло (то есть круглое, толстое), озорно, огромно, с тризевной и лаей» (то есть с пастью с тремя зевами). Именно это адское чудовище Радищев использовал как аллегорическое олицетворение господствовавшего в России самодержавно-крепостнического строя, против которого и направлена вся его книга. Радищев даже еще усилил образ «чудища», снабдив его вместо трех - ста пастями, как у другого мифологического чудовища - гидры. Схожий образ несколько раз используется Радищевым и в самом «Путешествии» (например, в главе «Хотилов»: «стоглавное чудовище» - о крепостном рабстве; в оде «Вольность»: «И се чудовище ужасно, как гидра, сто имея глав..» - о церкви).
Для сюжета Радищев использовал обычную в литературе 18 в. форму путевых заметок.

Поехав по петербургской дороге «в след Государя» (в 1787 было совершено обставленное «потемкинскими деревнями» путешествие Екатерины II из Петербурга через Москву на юг России), «путешественник» открывает за наружным блеском «блаженствующего» гос-ва бездну народных страданий, а за обманчивой «тишиной» - накаленную до предела ненависть рабов, ждущих «часа и случая», чтобы восстать «на погубление господ своих».

Положительные персонажи книги разными способами пытаются помочь «себе подобным». Они апеллируют к разуму «начальников» или «к закону» (главы «Любани», «Чудово»), поступают на службу («Зайцево»), пытаются открыть глаза «верховной власти» («Спасская Полесть»), пишут проекты к «постепенному освобождению земледельцев в России» и уничтожению придворного «ласкательства» («Хотилов», «Выдропуск»).

Однако блюстители порядка оказываются бесчеловечными тиранами, просвещение монарха - возможным только во сне, служба в суде завершается полным разочарованием, проекты освобождения крепостных (созвучные предложениям Коробыша, Козельского и др. по крест, вопросу в Комиссии по сочинению проекта Уложения) валяются в грязи на дороге, они брошены «искренним другом» путешественника.

Глава «Медное» разъясняет причину его неудач: «Но свобода сельских жителей обидит как то говорят, право собственности. А все те, кто бы мог свободе поборствовать, все великие отчинники, и свободы не от их советов ожидать должно, но от самой тяжести порабощения» (там же. - С. 352).

С этого момента герои книги прекращают попытки освободить народ в рамках существующих отношений. «Торжок» обосновывает необходимость революционного просвещения народа. «Тверь» (пересказ оды «Вольность») рисует картину разбуженной вольным словом грядущей революции, отправляющей царя - «преступника» изо всех первейшего - на плаху. «Городня» повторяет призыв к «человеколюбивому мщению»: пусть рабы разобьют своими оковами «главы безчеловечных своих господ» - на место «избитого племени» встанут новые «великие мужи», они будут «...других о себе мыслей и права угнетения лишенны» (там же. - С. 368).

Выдвигая идею крестьянской революции, Радищев, по всей видимости, учитывал опыт франц. революции, некоторые выводы Марата (там же, с. 305 и Ж. П. Марат. Избранные произведения. Т. 2. - М., 1956. - С. 71).
В заключительной главе - «Слово о Ломоносове» - сформулирована концепция революционного просвещения. Заслуги великого соотечественника, проложившего путь ко «храму славы» российской словесности, не заслоняют от Радищева узости его политической позиции. Сопоставляя Ломоносова, который, следуя обычаю «ласкати царям», льстил Елизавете, и Франклина «изторгнувшего гром с небеси, и скиптр из руки Царей», писатель делает выбор в пользу Франклина. «Мужественные писатели», восстающие на «губительство и всесилие», дадут «первый мах» тому великому творению, которое преобразит мир: «Вот как понимаю я действие великия души над душами современников или потомков; вот как понимаю действие разума над разумом» (Полное собрание сочинений. Т1 - С. 392).

650 экземпляров книги Радищев с помощником отпечатал сам в купленной им и установленной дома типографии. Книга продавалась в маленькой книжной лавке больших торговых рядов на Владимирской улице. Расходилась она бойко, потому что была написана прелестным остроумным языком. В несколько дней было раскуплено множество экземпляров. Когда же власти, по доносу, вышли на эту книгу, то оставшийся тираж конфисковали, лавку закрыли, а содержавшего ее собственника сгубили.

Это произведение изготовлено в жанре сновидения, которое привиделось рассказчику во время одной из его поездок:
«Я лежу в кибитке. Звон почтового колокольчика, наскучив моим ушам, призвал наконец благодетельного Морфея (бога сна). Горечь разлуки моея, преследуя за мною в смертоподобное мое состояние, представила меня воображению моему уединённа. Я зрел себя в пространной долине...»
4 сентября 1790 г. Екатерина II подписала указ о Радищеве (с 24 июля ожидавшего исполнения смертного приговора), демонстрируя перед обществом свое «человеколюбие»: «...Хотя по роду толь важной вины заслуживает он сию казнь по точной силе законов... но мы, последуя пра вилам нашим, чтоб соединять правосудие с милосердием для всеобщей радост, которые верные подданные наши разделяют с нами в настоящее время, когда всевышний увенчал, наши неусыпные труды во благо империи, от него нам вверенной вожделенным миром с Швециею, освобождаем его от лишения живота и повелеваем вместо того... сослать его в Сибирь в Илимский острог на десятилетнее безисходное пребывание».

«Житие Федора Васильевича Ушакова» (1789, издано в домашней типографии автора):

Произведение было написано под непосредственным влиянием начавшейся Французской революции, с использованием автобиографического материала (воспоминания о «бунте» студентов) для важнейших политических аналогий. Сопоставляя притеснения университетского надзирателя Бокума с самовластьем Людовика XVI, Радищев утверждал, что залог освобождения народа - в «крайности» угнетения; он проклинал тех, кто хочет смягчить гнет, пытаясь совлечь «покров сей с очей власти»;

«Беседа о том, что есть сын Отечества» (1789);

«Письмо о Китайском торге» (1792);

«Сокращенное повествование о приобретении Сибири» (1791 - 1796);

«О человеке, о его смертности и бессмертии» (1792 – 1796, впервые опубл. в 1809):

Произведение вдохновенно романтическим жизнеутверждением:
«Ты будущее твое определяешь настоящим; и верь, скажу паки, верь, вечность не есть мечта».

Историография

Своеобразная композиция основных произведений Радищева («Путешествие...», «О человеке»), построенных на принципе столкновения взаимоисключающих мнений, при явной шифровке собственной позиции автора, давала повод дореволюционным историкам изображать его в политике реформатором, уповавшим на «доброго царя», в философии - идеалистом, разделявшим взгляды Лейбница, Мендельсона, Гердера на бессмертие души:
Сухомлинов М. И. Исследования и статьи...Т. 1. - СПБ, 1889. - С. 539-671;
Бобров Е. А. Н. Радищев как философ // Философия в России. Материалы, исследования и заметки. Вып. 3. / Е. Бобров. - Каз., 1900;
Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Ч. 3. Вып. 2. - СПБ, 1903; Мякотин В. А. На заре русской общественности. - Ростов-на-Дону,1904;
Лапшин И. И. Философские взгляды А. Н. Радищева. - П., 1922, и др.).

Эти трактовки взглядов Радищева были раскритикованы еще в дореволюционной исследовательской литературе, выявившей элементы пародии, сатиры на екатерининское законодательство в т. н. либеральных главах «Путешествия» - «Спасской Полести», «Хотилове», и революционно - республиканские идеи в главах «Торжок», «Городня», оде «Вольность» и др.:
Сватиков С. Г. Общественное движение в России. 1770-1895. - Ростов-на-Дону, 1905; Семевский В. И. Вопрос о преобразовании государственного строя России в XVIII и первой четверти XIX в. // Былое. – 1906. - № 1, и др.).

Работы авторов революционно - демократического и марксистского направлений определили место Радищева как первого русского революционера:
Добролюбов Н. А. Русская сатира екатерининского времени // Собрание сочинений. Т. 5. - М.-Л., 1962;
Ленин В. И. Гонители земства и Аннибалы либерализма // Сочинения. Т. 5. - 4 изд.; Ленин В. И. О национальной гордости великороссов // Сочинения. - Т. 21.- 4 изд.; Плеханов Г. В. 14-е декабря 1825 г. - СПБ, 1905;
Плеханов Г. В. История русской общественной мысли. // Сочинения. Т. 22. - М.-Л., 1925).

Относительно философского трактата Радищева еще А. С. Пушкин отмечал, что «Радищев хотя и вооружается противу материализма, но в нем все еще виден ученик Гельвеция. Он охотнее излагает, нежели опровергает доводы чистого афеизма» (Александр Радищев // Полное собрание сочинений. Т. 7. / А. С. Пушкин. - 1958. - С. 357).
Аналогичные признания делались и в дореволюционной литературе, в частности
П. Н. Милюковым и Н. Н. Павловым-Сильванским.

Советская историография окончательно утвердила взгляд на Радищева как зачинателя революционной традиции в России, философа-материалиста:

Семенников В. П. Радищев. Очерки и исследования. - М. -П., 1923;
Барсков Я. А. A. Н. Р. Жизнь и личность // Материалы к изучению «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева. - М.-Л., 1935;
Луппол И. К. Трагедия русского материализма XVIII в. (Филос. взгляды А. Н. Радищева) // Историко - философские этюды / И. К. Луппол. - М. -Л., 1935;
А. Н. Радищев. Материалы и исследования. - М.-Л., 1936;
Гуковский Г. А. Очерки по истории русской литературы и общественной мысли
XVIII в. - Л., 1938;
Иовчук М. Т. Русский материализм XVIII в. - М., 1946;
Горбунов М. В. Философские и общественно-политические взгляды А. Н. Радищева - М., 1949;
Радищев. Статьи и материалы. - Л., 1950;
Радищев в русской критике. - М., 1952;
Елеонский С. Ф. Книга А. Н. Р. «Путешествие из Петербурга в Москву». - М., 1952;
Орлов В. Н. Радищев и русская литература. - 2 изд. - Л., 1952;
Благой Д. Д. А. Н. Радищев. Жизнь и творчество. - М., 1953;
Старцев А. Университетские годы Радищева - М., 1956;
Старцев А. Радищев в годы «Путешествия». - М., 1960;
Бабкин Д. С. Процесс А. Н. Радищева - М. - Л., 1952;
Пугачев В. В. А. Н. Радищев: Эволюция общественно-политических взглядов. - Горький, I960;
Карякин Ю. Ф., Плимак Е. Г. Запретная мысль обретает свободу: 175 лет борьбы вокруг идейного наследия Радищева. - М., 1966.
Вместе с тем в отечественной литературе остается спорным вопрос о характере революционной концепции Радищева 80-х - нач. 90-х гг.:

Часть авторов (Д. Д. Благой, М. В. Горбунов и др.) считают хотиловский «проект в будущем» собственным идеалом Радищева, разделявшим т. о. и в 80-е гг. определенные иллюзии «просвещенного абсолютизма».
Другие ученые (Г. П. Макогоненко, П. Н. Берков, Н. И. Громов и др.) категорически отрицают наличие подобных иллюзий в произведениях Радищева 80-х гг.
Эти спорные проблемы мировоззрения Радищева рассматривались в дискуссии на страницах журнала «Вопросы философии» (1955. - № 4; 1956. - № 3, 4, 5; 1957. - № 6; 1958. - № 5 - статьи Ю. Ф. Карякина и Е. Г. Плимака, А. А. Галактионова и П. Ф. Никандрова, Ю. М. Лотмана, С. А. Покровского, Э. С. Виленской, А. В. Западова, И. К. Панти-на, Л. А. Филиппова, В. И. Шинкарука, М. М. Спектора).
Более подробный обзор историографии вопроса - см.: Ю. Ф. Карякин и Е. Г. Плимак. Указатель сочинений.

Остается недостаточно исследованной духовная трагедия Радищева в конце жизни и ее связь с начавшимся общеевропейским кризисом просветительской мысли:

Ряд исследователей (Д. С. Бабкин, П. К. Бонташ, С. А. Покровский и др.) считает, что в последние годы жизни Радищев оставался верен прежним революционным убеждениям и даже продолжал работу над «Путешествием» (Шторм Г. Потаенный Радищев. - М., 1965), другие (Д. Д. Благой, В. В. Пугачев) говорят о монархических иллюзиях последнего периода.

В отечественной литературе нет единой точки зрения и на философский трактат Радищева:
некоторые авторы считают доводы за бессмертие души, изложенные в 3-й и 4-й книгах трактата, выражением деистической ограниченности Радищева, другие видят в трактате сознательное противопоставление взаимоисключающих систем материализма и идеализма применительно к проблеме смертности или бессмертия души.

В современной зарубежной историографии, возрождающей версии русской дореволюционной литературы, главный упор делается на выявление западных источников «либерализма» Радищева и его «идеализма»:

Bittner K. J. G. Herder und A. N. Radiecev //Zeitschrift fur Slavische Philologie. – 1956. - Bd 25. - H. 1;
Lang В. М. The first Russian radical A. N. Radischev. - L., 1958;
Radischev A. N. A journey from St. Petersbourg to Moscow /ed. by R. P. Thaler. - Camb. (Mass.), 1958;
Mc Connell A. A Russian philosophe: Alexander Radischev.1749- 1802. - Hague, 1964.

Библиография

Сочинения:

Путешествие из Петербурга в Москву. - СПб., 1790;

Полное собрание сочинений: В 2 т. – М. - СПб., 1907-1909;

Полное собрание сочинений. Т. 1-3. - М.-Л., 1938-1952;

Избранные философские и общественно-политические произведения. - М., 1952;

Антология мировой философии: В 4т.: Т. 2. - М., 1970;

А. Н. Радищев и декабристы. Из атеистического наследия первых русских революционеров. - М., 1986;

Сочинения. - М., 1988.

Литература:

Бабкин Д. С. Процесс А. Н. Радищева. - М.-Л., 1952;

Макогоненко Г. П. Радищев и его время. - М., 1956;

Паншин И. К. О материализме и идеализме в философском трактате Радищева // Вопросы философии. - 1958. - № 5;

Филиппов Л. А., Шинкарук В. И., Спектор М. М. Философская позиция А. Н. Радищева в трактате "О человеке..." // Вопросы философии. - 1958. - № 5;

Биография А. Н. Радищева, написанная его сыновьями. - М. - Л., 1959;

Корякин Ю. Ф., Плимак Е. Г. Запретная мысль обретает свободу: 175 лет борьбы вокруг идейного наследия Радищева. - М., 1966;

Татаринцев А. Г. Радищев в Сибири. - М., 1977;

Шкуринов П. С. А. Н. Радищев: Философия человека. - М., 1988;

Шпет Г. Г. Очерк развития русской философии // Сочинения. - М., 1989. - С. 78-82;

Старцев А. И. Радищев. Годы испытаний. - М., 1990;

Зеньковский В. В. История русской философии. Т. 1. Ч. 1. - Л., 1991. - С. 96-104.

Lang D. The first Russian Radical: Alexander Radishchev (1749-1802). - L., 1959;

Clardy J. The Philosophical Ideas of Alexander Radishchev. - N. Y., 1964;

Mc Connell A. Russian Philosophe Alexander Radishchev. 1749-1802. - The Hague, 1964.

РГАЛИ, ф. 1719.

Источники:

Плимак Е. Радищев [Текст] / Е. Плимак // Философская энциклопедия: в 5 т. Т.4. / Ин-т философии Академии наук СССР; научный совет: А. П. Александров [и др.]. – М.: Советская энциклопедия, 1967. – С. 447-451;
Шкуринов П. С. Радищев [Текст] / П. С. Шкуринов // Русская философия: словарь / под общ. ред. М. А. Маслина – М.: Республика, 1995. – С. 409-410;
Сухов А. Д. Радищев [Текст] / А. Д. Сухов // Сто русских философов: биографический словарь/ сост. А. Д. Сухов. – М.: Мирта, 1995. – С. 197 - 201;

Сухов А. Д. Радищев [Текст] / А. Д. Сухов // Новая философская энциклопедия: в 4 т. Т.3.: Н – С / Ин-т философии Рос. акад. наук, Нац. обществ. - науч. фонд; науч.-ред. совет.: В. С. Степин [и др.]. – М.: Мысль, 2001. – С. 396;
Рахманкулова Н. Ф. Радищев [Текст] // П. В. Алексеев. Философы России XIX – XX столетий. Биографии, идеи, труды / Н. Ф. Рахманкулова. – 4-е изд., перераб. и доп. – М.: Академический Проект, 2002. – С.797;

Радищев [Текст] / В. С. Ермаков // Справочник по истории философии: хронологический, персонифицированный [Текст] / В. С. Ермаков. – СПб.: Союз, 2003. – С.134;

Высказывания

Блажен живущий иногда в будущем; блажен живущий в мечтании.
Цель наказания - не мщение, а исправление.
Нет! Будь я даже сам Шекспир, ни к какому бессмертию один я двигаться не желаю.

Прославиться всяк может подвигами, но заслуги первого, превыше.

И узнал я, что рассудок есть раб нетерпеливости.

Часто человек ниспадал во глубину блуждения и животворил мечтания, но и на косвенной стезе своей велик и Богу подражающ. О, смертный! воспряни от лица земли и дерзай, куда несет тебя мысль, ибо она есть искра божества!

Гонения на мысли и мнения не токмо не в силах оные истребить, но и укоренят их и распространят.

Великие мужи суть всегда редки; нужны целые столетия, да родится великий муж.

Наслаждаясь внутреннею тишиною, внешних врагов не имея, доведя общество до высшего блаженства гражданского сожития, неужели толико чужды будем ощущению человечества, чужды движениям жалости, чужды нежности благородных сердец, любви чужды братния и оставим в глазах наших не всегдашнюю нам укоризну, на поношение дальнейшего потомства треть целую общников наших, сограждан нам равным, братии возлюбленных в естестве, в тяжких узах рабства и неволи? Зверский обычай порабощать себе подобного человека, возродившийся в знойных полосах Ассии, обычай, диким народам приличный обычай, знаменующий сердце окаменелое и души отсутствие совершенное, простерся на лице земли быстротечно, широко и далеко. И мы, сыны славы, мы, именем и делами словуты в коленах земнородных, пораженные невежества мраком, восприяли обычай сей; и ко стыду нашему, ко стыду прошедших веков, ко стыду сего разумного времяточия сохранили его нерушимо даже до сего дня.

О рабстве... Причина ему или род провождаемой жизни, обстоятельства, или в коих быть принуждены, или малоопытность, или насилие врагов праведного и законного возвышения природы человеческой, подвергающих оную силою и коварством слепоте и рабству, которое разум и сердце человеческое обессиливает, налагая тягчайшие оковы презрения и угнетения, подавляющегося силы духа вечного. Не оправдывайте себя здесь, притеснители, злодеи человечества, что сии ужасные узы суть порядок, требующий подчиненности. О, ежелиб вы проникли цепь всея природы, сколько вы можете, а можете много! то другие бы мысли вы ощутили в себе.

В самодержавном правлении государь подобен солнцу в естестве: где оно греет, там есть и жизнь; где его нет, там всё умирает. Самодержавный государь один в государстве своем имеет право следовать рассудку, все другие обязаны следовать повелению, всегда следовать тому, как другой мыслит, а не так, как самому хочется. Скучно...

Твердость в предприятиях, неутомимость в исполнении суть качества, отличающие народ российский.
Вникая в естественность человека, нельзя не увидеть тот факт, что благообразие ему дано тем, кто ему жизнь дал. А насилие власти уродует благообразие человека. Он хотя преступник, но тот же человек.

Кто не знает, что за Русское произведение вещь у нас охудшается; дай той же вещи имя французское и вещь конечно одобрена.

Лошади меня мчат, извощик мой затянул песню по обыкновению заунывную. Кто знает голоса русских народных песен, тот признается, что есть в них нечто скорбь душевную означающее. Все почти голоса таковых песен суть тону мягкаго. - На сем музыкальном расположении народного уха умей учреждать бразды правления. В них найдешь образование души нашего народа. Посмотри на русскаго человека; найдешь его задумчива. Если захочет разогнать скуку, или как то он сам называет, если захочет повеселиться, то идет в кабак. В веселии своем порывист, отважен, сварлив. Если что-либо случится не по нем, то скоро начинает спор или битву. - Бурлак, идущий в кабак повеся голову и возвращающейся обагренной кровию от оплеух, многое может решить доселе гадательное в Истории Российской.

Не ведаете ли, любезные наши сограждане, коликая нам предстоит гибель, в коликой мы вращаемся опасности. Загрубелые все чувства рабов, и благим свободы мановением в движение не приходящие, тем укрепят и усовершенствуют внутреннее чувствование. Поток, загражденный в стремлении своем, тем сильнее становится, чем тверже находит противустояние. Прорвав оплот единожды, ничто уже в развитии его противиться ему не возможет. Таковы суть братья наши, в узах нами содержимые. Ждут случая и часа. Колокол ударяет. И се пагуба зверства разливается быстротечно. Мы узрим окрест нас меч и отраву. Смерть и пожигание нам будет посул за нашу суровость и бесчеловечие. И чем медлительнее и упорнее мы были в разрешении их уз, тем стремительнее они будут во мщении своем. Приведите себе на память прежние повествования. Даже обольщение колико яростных сотворило рабов на погубление господ своих! [Радищев здесь и далее говорит о восстании Е. Пугачева, выдававшего себя за царя Петра III.] Прельщенные грубым самозванцем, текут ему вослед и ничего толико не желают, как освободиться от ига своих властителей; в невежестве своем другого средства к тому не умыслили, как их умерщвление. Не щадили они ни пола, ни возраста. Они искали паче веселие мщения, нежели пользу сотрясения уз.
Человек рожден для общежития.

Как-то я услышал от своего случайного попутчика горестную повесть (с наветом, бедой и несправедливостью), и тронула она меня чрезвычайно. Возможно ли, говорил я сам себе, чтобы в толь мягкосердое правление, каково ныне у нас, толикие производилися жестокости? Возможно ли, чтобы были столь.безумные судии, что для насыщения казны (можно действительно так назвать всякое неправильное отнятие имения для удовлетворения казенного требования), отнимали у людей имение, честь, жизнь? Я размышлял, каким бы образом могло сие происшествие достигнуть до слуха верховныя власти. Ибо справедливо думал, что в самодержавном правлении она одна в отношении других может быть беспристрастна. - Но не могу ли я принять на себя его защиту? Я напишу жалобницу в высшее правительство. У по дроблю все происшествие и представлю неправосудие судивших и невинность страждущего. - Но жалобницы от меня не примут. Спросят, какое я на то имею право; потребуют от меня верющего письма. - Какое имею право? Страждущее человечество. Человек, лишенный имения, чести, лишенный половины своея жизни, в самовольном изгнании, дабы избегнуть поносительного заточения. И на сие надобно верющее письмо? От кого? Ужели сего мало, что страждет мой согражданин? - Да и в том нет нужды. Он человек: вот мое право, вот верющее письмо. - О, Богочеловек! Почто писал Ты закон Твой для варваров? Они, крестяся во, имя Твое, кровавые приносят жертвы злобе. Почто Ты для них мягкосерд был? Вместо обещания будущия казни, усугубил бы казнь настоящую и, совесть возжигая по мере злодеяния, не дал бы им покоя денно-ночно, доколь страданием своим не загладят всё злое, еже сотворили.

Я приметил из многочисленных примеров, что русский народ очень терпелив, и терпит до самой крайности, но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать, чтобы не преклонился на жестокость.

Страшись, помещик жестокосердный, на челе каждого из твоих крестьян вижу твое осуждение.

Блажен живущий иногда в будущем.

Я вот о чем думаю: малые и частные неустройства в обществе связи его не разрушат, как дробинка, падая в пространство моря, не может возмутить поверхности воды.

Что ж есть право народное? И почему говорят, что оно схоже с естественным правом?! Вот двое, чувствуя голод, восхотят насытиться одним куском, - кто из двух больше к приобретению имеет право? Разве ж не ясно? - Тот, кто кусок возьмет!, а возьмет его тот, кто сильнее.
Неужели сие и есть право естественное? Неужели се основание права народного?

Кто ж к ниве ближайшее имеет право, как не деятель ее?

Несносно пробуждение несчастному. О, сколь смерть для него приятна. А есть ли она конец скорби?

Я подумал о законе, и... слезы потекли из моих глаз.

Все подчиненные становятся мучениками.

Человек, становясь гражданином, не перестает быть человеком, и потому права защищения, сохранности, благосостояния не утрачивает.

Человечество возревет в оковах и направляемое надеждою свободы и неистребимым природы правом двинется... И власть приведена будет в трепет.

Как же так получается, что член общества лишь тогда становится известен правительству, его охраняющему, когда он нарушает союз общественный, когда становится злодей?

И каким он есть наш последний час... Ужас этого представления прободал мою душу, я видел то мгновение, что я существовать перестану. Но что я буду? Не знаю. Страшная неизвестность. Теперь чувствую: час бьет; я мертв; движение, жизнь, чувствие, мысли, - всё исчезнет мгновенно. Вообрази себя, мой друг, на краю гроба, не почувствуешь ли корчущий мраз, лиющийся в твоих жилах и завременно жизнь пресекающий. О, мой друг!

Ты хочешь знать: кто я? что я?, куда я еду? –
Я тот же, что и был и буду весь свой век:
Не скот, не дерево, не раб, но человек!
Дорогу проложить, где не бывало следу...

Душа моя страданиями человечества уязвлена стала.

Признаюсь, я на руку нечист; где что немного похожее на рассудительное увижу, то тотчас стяну; смотри, ты не клади мыслей плохо.

Источники высказываний:

http://letter.com.ua

Таранов П. С. Радищев [Текст] // Таранов П. С. Философский биографический словарь, иллюстрированный мыслями. – М.: Эксмо, 2004. – С.568-577.