Православная христианская иконопись в Японии. Ямасита Рин

06.10.2016

Несколько лет назад по итогам паломнических поездок наших читателей мы рассказывали о первой японской иконописице Ирине (Рин) Ямасита. В этом году представился случай поговорить о творчестве этого восточного мастера еще раз. 27 мая в Приморской картинной галерее состоялось торжественное открытие выставки одного шедевра — уникального исторического памятника из Государственного Эрмитажа - иконы Ямаситы Рин «Воскресение Христово» . В год своего 50-летия Приморская государственная картинная галерея и Государственный Эрмитаж представили выставочный проект, приуроченный к «Дням Эрмитажа во Владивостоке‑2016» и Дням 125-летия пребывания во Владивостоке Цесаревича Николая Александровича. По благословению митрополита Владивостокского и Приморского Вениамина и митрополита Токийского и всей Японии Даниила при деятельном содействии епископа Уссурийского Иннокентия, викария Владивостокской епархии, и архиепископа Сендайского и Восточно-Японского Серафима выставка дополнена пятью иконами Ямаситы Рин из храмов Японской Православной Церкви, которые привёз протоиерей Климент Комада. Таким образом, приморские зрители получили уникальную возможность полнее познакомиться с творчеством худо жницы-иконописицы из Страны восходящего солнца.

«Это первая в истории Дальнего Востока выставка, — сказала Алёна Даценко, директор Приморской картинной галереи, — на которой выставляется икона Рин Ямасита. Она уже бывала во Владивостоке — на борту корабля, на котором Цесаревич Николай совершал своё путешествие, но с тех пор в наш город и в наши края не возвращалась.

Тесное сотрудничество галереи и Эрмитажа, которое выльется в открытие во Владивостоке центра «Эрмитаж», даёт свои плоды. Мы смогли увидеть шедевр, который редко покидает фонды этого музея. Шедевры такого уровня не часто удаётся увидеть»…

Митрополит Владивостокский и Приморский Вениамин обратился к собравшимся Пасхальным приветствием: «Христос Воскресе!» и пришедшие дружно ответили владыке: «Воистину Воскресе!». Его Высокопреосвященство напомнил о путешествии наследника престола Цесаревича Николая в 1890-91 гг., о значении этого путешествия и для России, и для стран, которые он посетил. Владыка тепло поблагодарил руководство Приморской картинной галереи, представителя Эрмитажа, митрополита Серафима Сендайского и отца Климента. Митрополит Вениамин кратко рассказал о святителе Николае Японском и об иконе «Воскресения Христова», которая всегда была в кабинете Цесаревича, впоследствии Царя Николая II. Владыка кратко коснулся темы, что такое икона и какое место она занимает в жизни христианина, и в заключение напомнил слова Павла Флоренского, что икона — это «окно в мир Небесный».

Протоиерей Климент Комада зачитал приветствие митрополита Токийского и всей Японии Даниила.

«Рин Ямасита, — сказал отец Климент, — всей душой приняла православие и сумела соединить культуры Японии и России, православие и восточное мышление… Иконы Рин Ямасита впервые экспонируются за пределами нашей страны, и хочется верить, что жители Владивостока смогут прочувствовать особую духовность Японской Православной Церкви, представленную в форме иконо-

Графии. Надеюсь, что выставка послужит развитию более глубоких связей между нашими народами». Отец Климент отметил, что из Японии во Владивосток собираются группы православных японцев, чтобы посетить эту выставку, так как в Японии посмотреть иконы работы Ирины (Рин) Ямасита очень непросто, а икона «Воскресение Христово» хранится в России, в Эрмитаже.

Иконописное убранство сорока православных храмов Японии можно разделить на две основные части: образы, привезенные из России из различных мастерских (Новодевичьего Воскресенского женского монастыря в Петербурге (покупка Св. Николая Японского), мастерской В.М. Пешехонова и др.) и написанные практически единственной японской художницей - иконописцем - Рин (в крещении Ириной) Ямаситой. С её именем обычно и ассоциируется японская иконопись. Творчество Рин представляет не столько художественную, сколько церковно-историческую ценность. На фоне всего богатства православной иконописи произведения Рин Ямасита не кажутся выдающимися, но уникально само явление: иконописица вышла из среды традиционно языческого народа, только-только просвещенного евангельской проповедью. О её судьбе и творчестве и поведем рассказ.

Родившись в 1857 году в небогатой самурайской семье, Рин Ямасита рано почувствовала склонность к рисованию и пятнадцатилетней девочкой отправилась в Токио учиться живописи. В то время девушки сами не могли решать свою судьбу, но Рин рано лишилась отца, характер у неё был независимый и решительный, она ушла из дома и пошла в столицу пешком. Её пытались вернуть, но в конце концов с разрешения матери, она начала заниматься традиционным японским искусством - гравюрой "укиё-э". Среди её наставников был один из последних корифеев стиля "укиё-э", именитый Кунитика Тоёхара. Однако, занятия в традиционных японских мастерских не приносили ей удовлетворения, тем более, что по сложившемуся обыкновению молодых учеников в первые годы не столько учили рисованию, сколько привлекали к работе на кухне и уборке. Рин стала заниматься европейской живописью, которая во время вестернизации страны, начавшейся после буржуазной революции Мэйдзи 1868 года, завоевывала популярность и теснила национальные школы.

В 1876 Рин победив в трудном конкурсе, поступила в Школу искусств при Технологическом колледже. В этой школе впервые в Японии было начато обучение европейской масляной живописи, преподавателем был приверженец барбизонской школы, итальянец Антонио Фонтанези, который оказал большое влияние на формирование таланта Рин. Из сохранившейся ведомости известно, что она была превосходно успевающей ученицей. В этой школе она подружилась с Масако Ямамура, горячо верующей православной девушкой, которая в свою очередь представила Рин святителю Николаю Японскому. Встреча эта оказалась судьбоносной, и в 1878 году она крестилась с именем Ирина. Одной из первых ее работ на религиозную тему был эскиз к обложке журнала «Сэйкё симпо» («Православный вестник»), который издавала православная миссия в Токио.

В 1879 году отец Николай был в России и договорился о стажировке для японки в иконописной мастерской Новодевичьего Воскресенского монастыря в Петербурге, имея в виду подругу Рин – Масако. Но та вышла замуж, и случилось так, что вместо подруги поехала Рин. Путь пролегал по морю через Индийский океан, Суэцкий канал, Средиземное море, Черное море. По дороге она посетила храм Софии в Константинополе, а в Александрии впервые надела европейское платье. Ей было 24 года, и это была первая женщина-японка, приехавшая учиться в Россию.

В марте 1881 года Рин прибыла в Петербург и поселилась в Новодевичьем монастыре. Можно себе представить, какое это было для неё испытание. Южанка, оказавшаяся в петербургском климате, не знавшая русского языка, не имевшая ни одного близкого человека, с весьма смутными представлениями о православии (в то время даже Библия не была еще переведена на японский язык), она должна была привыкать к суровому монастырскому распорядку. Вряд ли Рин сама осознавала за какой подвиг бралась, но Господь уловляет премудро. Её темпераментная, требовавшая дерзновения натура и святительское благословение сыграли свою роль, и она жила, не оглядываясь назад. Сохранился её дневник первого года пребывания в России. Хрупкая японская стажерка мужественно переносила все трудности и с интересом знакомилась с окружающим миром. В дневнике она часто повторяла одну и ту же запись: «Хочу рисовать! Хочу рисовать!», видимо, это стремление было источником сил и вдохновения для неё. Через три дня после приезда из окна Рин услышала выстрелы – 13 марта 1881 года было совершено убийство императора Александра II.

Началось обучение иконописи на липовых досках темперой с добавлением яичного желтка. Это было для Рин в новинку, так как в Японии она рисовала на бумаге, но гораздо сложнее было постижение духовных основ иконописи. Она увидела пришедшееся вскоре пасхальное торжество, увидела ревность русских православных людей. Все это отличалось от церковной жизни в Японии.

В то время традиционная иконопись на досках, «греческая живопись» (как называла её Рин в дневнике) отстаивала себя в борьбе с распространившейся манерой письма маслом, пришедшей из западноевропейской живописи («итальянской живописью»). Наряду с явным подражанием католической живописи, почитанием рафаэлевских мадонн, начинается поиск и стремление к византийскому и древнерусскому письму. Это было частью более широкого исторического процесса, связанного с ростом национального самосознания в России после долгого засилья иностранщины. Рин Ямасита оказалась вовлеченной в эти противоречия. В монастыре требовали писать в «греческом стиле», но одновременно в мастерской был и приходящий учитель – ректор Академии художеств Федор Иванович Иордан, знаменитый гравер, ориентировавшийся на западное искусство, который, кстати, высоко ценил её способности. Рин стала бегать в Эрмитаж и делать копии с известных западноевропейских мастеров, в основном, итальянцев, эпохи Возрождения, мир которых её поразил. Позже в её творчестве часто сказывалось влияние Эрмитажа. Лики и образы, выходившие из-под её руки, часто приобретали телесность, традиционно не свойственную православной иконописи. Она также занималась рисунком и копировала гравюры под руководством Иордана. Некоторые копии гравюр и масляной живописи её кисти сохранились до сих пор.

Тем временем её отношения в монастыре стали ухудшаться, часто возникали ссоры, плохо знавшая русский язык и находившаяся в ситуации «культурного шока» Рин стала чрезмерно обидчивой. Конфликты были и на почве творческой: Рин любила «итальянскую живопись», а в монастырской мастерской зачастую требовали заниматься только традиционной иконописью. Игуменья матушка Евстория даже запретила ей временно посещать Эрмитаж. К тому же, Рин несчастливо влюбилась. Известно, что она задумывалась о монашестве, о чем написала владыке Николаю. Он ответил Рин ласковым, отеческим письмом, но не благословил её принять постриг. Она последовала его совету, но впоследствии вела почти что иноческий образ жизни: посвятила себя иконописи, много времени отдавала молитве, даже в одежде предпочитала черный цвет. Промозглый петербургский климат и душевные переживания давали себя знать, и Рин стала сильно болеть. Владыка Николай всегда поддерживавший её письмами, посоветовал ей вернуться домой. Весной 1883 года, пробыв в России 2 года, вместо условленных 5-ти, Рин уехала обратно в Японию.

В Токио Рин поселилась при Православной миссии, и с тех пор её жизнь была тесно связана с Николаем Японским, духовно окормлявшим свою ученицу и очень ценившим её творчество. Николай величал её «наша иконописица Ирина Петровна». Она сразу начала трудиться в иконописной мастерской, где проработала 35 лет до 1918 года, уехав в свой родной городок после смерти владыки. Иконы работы Рин украшали и кафедральный собор Воскресения Христова в Токио, и православные храмы в других городах, особенно на севере страны. К сожалению, часть её произведений, и среди них лучшие, погибли во время токийского землетрясения 1923 года в кафедральном соборе и во время второй мировой войны.

В 1891 году Японию посетил наследник российского престола Николай Александрович. К его визиту по просьбе архиепископа Николая Рин рисовала икону в подарок. Тема – Воскресение Христово. Знаменитый мастер Ясудзи Такаи изготовил для неё редкой красоты деревянный оклад в японском стиле. Это уникальное произведение украшало покои Аничкова дворца в Санкт-Петербурге, после коронации Николай II забрал её в Зимний дворец. Так она и оказалась после революции в собрании Государственного Эрмитажа. Рин Ямасита прожила долгую и плодотворную жизнь, и в настоящее время известно по разным оценкам от 100 до 250 её произведений. Однако, подарок Николаю Александровичу – единственная её работа, находящаяся в России.

Умерла Рин Ямасита в 1939 году в возрасте 83 лет. Она не забыта до сих пор, проводятся выставки её работ, о ней выходят книги, статьи, фильмы, телепрограммы. А мы можем подивиться и порадоваться такому необыкновенному торжеству христианского творчества в далекой восточной стране.

Помню мою встречу с иконами Рин Ямасита. Это было в Хакодатэ, на острове Хоккайдо. Там сохранилась первая в Японии православная церковь, ведущая свое начало от церкви при первом в этой стране русском консульстве, открытом в 1858 году. Кроме того, что японским правительством она объявлена важным культурным достоянием, ее еще величают «колыбелью русского православия в Японии». Церковь эта связана с деятельностью отца Николая, Николая Японского, впоследствии архиепископа, недавно причисленного к лику святых. Он приехал в Японию в 1861 году молодым священником консульской церкви и стал тем, кто первым принес сюда православие. При нем консульская церковь была перенесена в центр города, где находится и сейчас, но уже в перестроенном виде. Первая церковь - церковь Воскресения Христа - сохранилась только на фотографиях. Она была деревянной, несколько непривычной для русского глаза архитектуры, ведь ее строили местные мастера. Но она сразу привлекла внимание горожан звоном своих колоколов, отличным от звона колоколов японских, и они окрестили ее Ган- ган дэра - поющая, или звенящая, церковь. В этой церкви отец Николай крестил своих первых прихожан, там проводились первые в Японии православные богослужения. В 1907 году во время сильного пожара церковь сгорела, а в 1916 году была отстроена заново, в ее теперешнем виде.

Стройная, белая, такая русская. Стоять бы ей на зеленом холме над тихой речкой с ветлами и ивами. Так нет, стоит она на склоне горы Хакодатэ, а внизу море и кварталы домов, круто сбегающие вниз к гавани, сердцу города. Ее по-прежнему называют Ган-ган дэра, и живущие неподалеку утром и вечером слышат ее колокольный звон.

Вечерело. Но ласковый и приветливый японский священник Иов открыл ключом дверь церкви и разрешил войти. И внутри она, в общем, не отличалась от русских православных храмов - высокий купол, привычная церковная утварь и, как полагается, канонический иконостас, как мне показалось, русского письма. А рядом висели чем-то неуловимо отличающиеся иконы - это были иконы Рин Ямаситы.

Рин Ямасита, «наша иконописица Ирина Петровна», как называл ее в своих дневниках отец Николай, была личностью уникальной и в то же время типичной для того переломного для Японии времени, когда японцы впервые знакомились с иноземной культурой.

Лицо Рин, как видно из сохранившейся фотографии, было волевым и решительным, оно дышало сдержанной силой. Это была дочь самурая.

Она родилась в 1857 году в небогатой семье в местечке Касама, рано испытала тягу к рисованию и, хотя в то время женщины не могли сами решать свою судьбу, в пятнадцать лет ушла из дому, пешком отправилась в Токио. Ее пытались вернуть, но в конце концов с разрешения матери (отец умер, когда ей было семь лет) она начала заниматься японской гравюрой укиё-э, а потом перешла к европейской живописи - в то время все заграничное было в большой моде.

Рин поступила в только что возникшую школу художественно- прикладного искусства «Кобу гэйдзюцу гакко». Там ее учителем был итальянец Антонио Фонтанези, один из первых иностранцев, приехавших знакомить японцев с западноевропейским искусством. Примерно в то же время Рин через свою подругу - они вместе учились у Фонтанези - узнала о православии, в 1878 году крестилась у отца Николая и получила имя Ирина.

Одной из первых ее работ на религиозную тему был эскиз к обложке журнала «Сэйкё симпо» («Православный вестник»), который отец Николай стал издавать в 1879 году. Он заметил способную девушку и в 1880 году отправил ее учиться в Петербург. Беспокоясь, как она доедет, не зная языка и европейских обычаев, он поручил ее отправлявшемуся в Россию священнику - отцу Анатолию.

Можно представить себе долгое морское путешествие по морям и океанам и какое впечатление оно произвело на молодую девушку, ранее никогда не покидавшую Японию. Наконец после трехмесячного пути пароход через Средиземное море прибыл в Одессу. Оттуда в марте 1881 года она приезжает в Петербург. Ей было 24 года. Это была первая женщина-японка, приехавшая учиться в Россию.

Рин Ямасита поселилась в женском Воскресенском Новодевичьем монастыре, где была иконописная мастерская. Хотя она была гостьей, ей пришлось соблюдать жесткие монастырские правила - заутреня начиналась в три часа утра, богослужения длились по многу часов и заканчивались поздним вечером. Распорядок дня был строго регламентирован. Отдых разрешался только по воскресеньям.

Конечно, ей было нелегко: русского языка она не знала, для нее, южанки, промозглый петербургский климат был слишком суров, еда непривычна, ни друзей, ни знакомых, кроме отца Анатолия, который ее изредка навещал, у нее не было.

Русским языком понемногу занималась с ней сестра Аполлония, она же наставляла ее во всех житейских делах. Иконописи учила ее сестра Феофания. Иконы писались на липовой доске темперой с добавлением яичного желтка. Это было ей в новинку, ведь в Японии ей приходилось рисовать большей частью на бумаге. Но освоение техники было еще не самым трудным, сложнее было проникнуть в суть православия, понять, почему от иконописцев требовалось соблюдение канона, понять душу иконы.

Можно предположить, что до приезда в Россию у Рин были довольно смутные представления о православии. Да они и не могли быть другими.

Православие, как и христианство вообще, после трехсотлетнего изгнания появилось в Японии совсем недавно - только в 1873 году. За пять лет до крещения Рин был отменен закон о запрете христианства. Отец Николай за восемь лет своего житья в Хакодатэ перевел на японский язык основные богослужебные книги, но главная книга христианства - Библия, из которой черпались все религиозные сюжеты, переведена не была.

Вскоре после ее приезда в России праздновалась Пасха, и Рин впервые увидела пышное православное богослужение с церковным пением, роскошными одеждами священников в залитом огнями храме. Впервые она увидела трепетное отношение русских верующих к религии. Видела, как истово они молились, как прикладывались к иконе, как подходили к причастию. Это было так отлично от того, что происходило в японских храмах.

Рин с интересом знакомилась с непривычным для нее миром, мужественно переносила многие трудности на этом новом для нее пути. Она вела дневник - маленькую книжечку, скорее блокнот, куда кратко заносила события ежедневного бытия. Это были больше факты, чем чувства и размышления. Там много о погоде, о дамах, которые к ней приезжали. Вероятно, она писала их портреты, но кто эти дамы - неизвестно, сохранились ли эти портреты - тоже. Во время пребывания Рин в Петербурге было совершено покушение на Александра II. По этому поводу есть упоминание в дневнике: «Убили императора. Как ужасно!» Как бы мимоходом она пишет о нездоровье. Но очень часто повторяется одна и та же запись: «Хочу рисовать! Хочу рисовать!»

В свой дневник Рин записала о событии, которое наложило отпечаток как на ее пребывание в Петербурге, так и на всю ее дальнейшую жизнь. Это было 18 мая - в этот день она впервые посетила Эрмитаж. Для нее открылся новый мир - картины замечательных западноевропейских мастеров, в основном итальянских, периода Возрождения. Она увидела картины Рафаэля, Тициана, Рубенса, Мурильо.

Этот новый мир был ей уже немного знаком: ее учитель, итальянец Фонтанези, вероятно, показывал своим ученицам репродукции шедевров Ренессанса. Рин в свободное время ездила на конке, что занимало тридцать - сорок минут, в Эрмитаж.

Она ходила по залам, впитывала в себя то, что открывалось перед нею, копировала особенно поразившие ее картины. Но в каком-то смысле Эрмитаж сыграл с ней злую шутку: под влиянием увиденного, строгие лики Богородиц получали на ее иконах пленительную мягкость рафаэлевских мадонн. В отличие от сурового, аскетичного стиля византийских икон работы западноевропейских мастеров на библейские сюжеты отличались изображением живых людей с их телесной красотой и человеческими страстями. Учительница Рин, сестра Феофания, настаивала, чтобы она не отступала от канона, а строгая игуменья, матушка Евстолия, даже запретила Рин на время посещать Эрмитаж.

С замиранием сердца ходила Рин по залам Эрмитажа. Она была не сильна ни в богословии, ни в истории искусств, но обостренным чутьем художника понимала это искусство, оно ей было ближе и понятней. Может быть, и потому, что больше отвечало духу времени.

Но в иконописных мастерских при монастырях от художников по-прежнему требовалось строгое соблюдение канона. Это доставляло молодой ищущей художнице душевные терзания. Ей хотелось рисовать Богородицу мягкой и нежной, ведь даже в японской иероглифике начертание женщины с ребенком означает любовь, нежность, ласковость, но от нее требовалось другое.

Рин с трудом переносила гнилой петербургский климат. К тому же ее точила душевная боль. Кажется, она полюбила и, кажется, навсегда. Любовь ее была несчастливой. И она стала подумывать принять постриг. Об этом она написала отцу Николаю, и он ответил ей ласковым, отеческим письмом:

«Любезная Ирина Петровна, Божие благословение да будет над Вами!

Благодарю Вас за известия о себе. Очень рад Вашим успехам. Все здесь, слыша всегда доброе и приятное о Вас, радуются и благодарят Бога за Вас;

Все ждут от Вас со временем большой службы и пользы для дела церкви...

Из полученного письма Вашего видно, что Вы хотите сделаться послушницей и надеть камилавку. О вашей одежде там не мне судить, а постригаться Вам рано, это и после можно сделать, если желание не пройдет».

Отец Николай не одобрял желания молодых людей принять постриг. В его дневниках нет прямого указания, почему он так делал, но сквозящая в них постоянно тема одиночества позволяет судить, что он понимал, как трудно человеку, принявшему в молодости обет монашества, нести его всю жизнь. Видимо он считал, что быть хорошим христианином и творить добрые дела можно и не порывая с мирской жизнью.

Рин Ямасита вняла совету отца Николая, но она всю жизнь жила, как монахиня: ходила в черном, много молилась и писала иконы, считая это богоугодным делом. Прожив в Петербурге два года вместо положенных пяти, она вернулась в Японию, посетив по дороге Германию и Францию.

В Токио Рин поселилась в православной миссии и сразу начала работать в иконописной мастерской при женской православной школе на Канде. Как у всякого творческого человека, у нее были трения с руководством духовной миссии.

"Видимо, они хотели, чтобы она писала под «Владимирскую богоматерь», - писал не без иронии известный художник и исследователь искусства Тадасигэ Оно. Но как бы то ни было, Рин Ямасита была признана лучшим японским иконописцем. Когда в 1891 году в Японию прибыл с визитом цесаревич Николай, ему была преподнесена икона ее работы.

Икона была привезена в Россию и хранилась в домовой церкви семьи Николая II, а после революции перешла в собрание Эрмитажа, где находится и сейчас.

На ней изображено Воскресение Христа - он стоит на камне своей гробницы, перед ним склонились два ангела. Трудно и бесполезно описывать произведение искусства, но поверьте, икона эта лучезарна и светоносна. Сияние струится от облика Христа и его белых одежд, от голубизны лазури. Все пронизано особым неземным светом.

На оборотной стороне иконы помещено изображение Собора и его описание. А с края кистью подпись художника - Ирина Ямасита.

Жаль, что икона эта в роскошном японском футляре, вот уже более ста лет находящаяся в России, недоступна глазу русских ценителей этого вида искусства.

Долгие годы Ямасита Рин трудилась не покладая рук, добиваясь совершенства и вкладывая в свой труд весь пыл своей страстной натуры. Ее иконы украшали и токийский собор Воскресения Христова, и православные церкви, возникающие в других городах Японии, особенно на севере страны. Работы Рин очень высоко ценил архиепископ Николай. «Наша талантливая иконописица Ирина Петровна» - так писал он о ней в своем дневнике. Но в 1918 году, уже после смерти отца Николая, она, которая в молодости писала: «Хочу рисовать! Хочу рисовать!»,

Покинула иконописную мастерскую и вернулась на свою родину в Касама. У нее начала развиваться катаракта, и она, видимо, решила, что ее дни художника сочтены. Ни к кисти, ни к карандашу она больше не притрагивалась. Ей был 61 год.

В Касама она жила у своих родственников со стороны матери. Когда в 1923 году во время разрушительного землетрясения в Токио в соборе Святого Николая погибли ее лучшие работы, она стала затворницей.

Умерла Рин Ямасита в 1939 году в возрасте 83 лет. Она не забыта до сих пор. До сих пор проводятся выставки ее работ, о ней выходят книги, статьи, фильмы, телепередачи.

Вместе с моими друзьями-японцами мне довелось побывать в Касама. В этом небольшом городке префектуры Ибараки проходила тогда выставка Рин Ямасита.

Ничто не может рассказать о художнике больше, чем его работы, собранные вместе.

Так было и на этот раз. Иконы, картины, наброски рассказывали, волновали, будили желание узнать больше об их авторе. Поэтому такое сильное впечатление произвело на меня посещение дома, где жила Рин последние двадцать лет своей жизни.

Нас пригласил к себе ее племянник - господин Хидэо Ота. Касама хотя и находится не так уж далеко от Токио, но это уже японская глубинка. Здесь сохранились традиционные японские дома, которые уже редко встречаются в столице, с циновками татами, раздвижными стенами-окнами сёдзи, со всей прелестью уходящего быта.

В таком доме живет господин Ота со своей милой гостеприимной женой Тиё-сан, в таком же маленьком отдельном флигельке жила и Рин.

Ота-сан превратил дом Рин в семейный музей, а свою жизнь посвятил служению памяти своей тетушки. Он автор книги «Ямасита Рин. Жизнь, отданная вере и иконописи» и многих статей о ней, участвовал в организации ее выставок. Ровно через сто лет после приезда Рин в Россию совершил паломничество в тогдашний Ленинград и Москву, побывал в Третьяковской галерее и Эрмитаже, на том месте, где был Воскресенский Новодевичий монастырь.

И вот дом, где жила Рин. Признаюсь, я сторонница «настоящих» музеев, где, как мне кажется, больше шансов для безопасного хранения драгоценных раритетов. Но как приятно было, сидя на подушке дзабутон перед низким столиком, подержать в руках любимый крестик Рин, привезенный из России, дотронуться рукой до ее темного хаори - накидки на кимоно с гербом семьи Ямасита. Как трепетно было рассматривать разложенные на татами ее рисунки, наброски, старинные, прошлого века, религиозные книги, «Библию в лицах. Сто изображений с рисунками профессора Юлия Шнорра», экземпляры «Православного вестника» - «Сэйкё симпо».

Совсем по-другому, не так как в книгах, смотрелась фотография отца Николая с дарственной надписью - Ирине Ямасита - и пожеланиями ей счастья и успехов в японском искусстве иконописи.

Но самым волнующим были два письма епископа Николая, посланные им в свое время в Петербург и вернувшиеся вместе с Рин в Японию; одно из них мы уже частично цитировали. Они датированы «генварем» (январем) и октябрем 1882 года.

Под датой - «Тоокё. (Токио.) Суругадай (место, где находилась православная миссия)». Почерк трудночитаемый, к тому же затрудненный старой орфографией и устаревшими для нас оборотами. Но как они передают атмосферу более чем вековой давности! И как идет от этих писем тепло написавшей их руки! И сколько ласковости и заботы о молодой девушке: «Вероятно, иногда скучаете Вы по родине, дело естественно, что же делать? Со всеми так бывает на чужой стороне, как бы добры ни были люди, среди которых живешь. Переносите с терпением скуку и тоску ради той великой цели, к которой стремитесь, - принести несомненную пользу отечественной церкви». Он беспокоится о ее здоровье: «Только, ради Бога, не хворайте. Избави Бог, если тамошний климат не по Вас, если угрожает опасность для жизни от долгого пребывания на севере! Если бы, чего доброго, страдать так, то немедленно возвращайтесь на родину, чтобы не растратить окончательно здоровье. Но, вероятно, Ваше иногда нездоровье - случайное, не правда ли? Дай Бог, чтобы так было!»

В письмах отца Николая много говорится о цели приезда Рин в Россию. Он писал ей, что «постоянный спрос на картинки из Свящ.[енной] Истории, В[етхого] и Н[ового] Завета заставил нас подумать об издании их здесь, так как из России присылают понемногу», что в миссии начинают делать с икон литографии и «очень желательно, чтобы удалось; иначе с иконами вечные хлопоты, теперь опять здесь нет икон Спасителя и Божией Матери». Писал, что надеется на нее: «А вернетесь Вы, станем печатать и иконы святых; здесь вечный спрос на них, а их нет, а из России-то немногих можно достать. Запасайте, пожалуйста, побольше образцовых рисунков разных святых. Да помогает Вам Бог!»

После этого письма понятно, почему Рин так старательно копировала русские иконы и картины религиозного содержания. В ее наследии их значительное количество, некоторые были представлены на выставке в музее, некоторые хранились дома, в образцовом порядке, проложенные тончайшей японской бумагой.

День в Касама был необычайно емким и глубоко запал в душу. Хотя прошло много лет, помню его до мельчайших подробностей.

Помню комнату, где собраны немногие оставшиеся вещи Рин - ее фотография, репродукция ее работы «Тайная вечеря» на стене, японские куклы, шкатулки, статуэтка Бодхисаттвы. Все эти малозначительные для чужого глаза предметы были дороги ей по воспоминаниям или по каким-то другим, только ей ведомым приметам. И они прожили с ней долгие годы.

Но самая дорогая Рин реликвия - написанная ею икона Богородицы с младенцем Христом, перед которой она всегда молилась, отсутствовала в доме. Как одна из лучших работ художницы, она была представлена на выставке. Икона датирована 1901 годом - это период наивысшего расцвета таланта Рин. Написанная темперой, небольшая по размеру (15 х 12), она очень красива по цвету.

Приглушенно-красная накидка-омофор Богоматери и светлые одежды младенца, золотистые нимбы над их головами, переходящие в золотистый фон. Мягкое свечение, свойственное многим работам Рин. Все это создает особое очарование.

Икона эта полна грусти и нежности. Как нежно прижимает к себе Дева Мария свое дитя... И сколько грусти в ее лице, точно она угадывает его судьбу...

Лицо ее немного японское, прекрасно в своей чистоте. Мягка и спокойна улыбка младенца. Видно, так представляла себе Рин Богоматерь с сыном, рисуя эту икону.

В нее вложены не только талант и умение, но и трепет души. На прощание Ота-сан провел нас в садик перед домом Рин. Стояла осень - лучший сезон в Японии, полный тишины и покоя. На синем небе, которое бывает таким только в это время года, выделялись оранжевые шарики хурмы. Желтели и алели листья деревьев и кустарников неправдоподобно прекрасной японской осени.

Ота-сан рассказал, что Рин в хорошие дни любила сидеть на открытой галерее, опоясывающей дом, и молча смотреть в сад. Вспоминала ли она дальнюю страну, где ей довелось побывать в ранней молодости? И любовь, залетной птицей чуть коснувшуюся ее плеча, чтобы тут же улететь навсегда? Кто знает?

Похоронена Рин на кладбище возле местного храма. На ее могиле стоит высокий серый камень с высеченным именем. Именем, которое не забыла Япония.

Так что тон соответствующий:), однако информация подробная и интересная.
Родившись в 1857 году в небогатой самурайской семье, Рин Ямасита рано почувствовала склонность к рисованию и пятнадцатилетней девочкой отправилась в Токио учиться живописи. В то время девушки сами не могли решать свою судьбу, но Рин рано лишилась отца, характер у неё был независимый и решительный, она ушла из дома и пошла в столицу пешком. Её пытались вернуть, но в конце концов с разрешения матери, она начала заниматься традиционным японским искусством - гравюрой "укиё-э". Среди её наставников был один из последних корифеев стиля "укиё-э", именитый Кунитика Тоёхара. Однако, занятия в традиционных японских мастерских не приносили ей удовлетворения, тем более, что по сложившемуся обыкновению молодых учеников в первые годы не столько учили рисованию, сколько привлекали к работе на кухне и уборке. Рин стала заниматься европейской живописью, которая во время вестернизации страны, начавшейся после буржуазной революции Мэйдзи 1868 года, завоевывала популярность и теснила национальные школы.

В 1876 Рин победив в трудном конкурсе, поступила в Школу искусств при Технологическом колледже. В этой школе впервые в Японии было начато обучение европейской масляной живописи, преподавателем был приверженец барбизонской школы, итальянец Антонио Фонтанези, который оказал большое влияние на формирование таланта Рин. Из сохранившейся ведомости известно, что она была превосходно успевающей ученицей. В этой школе она подружилась с Масако Ямамура, горячо верующей православной девушкой, которая в свою очередь представила Рин святителю Николаю Японскому. Встреча эта оказалась судьбоносной, и в 1878 году она крестилась с именем Ирина. Одной из первых ее работ на религиозную тему был эскиз к обложке журнала «Сэйкё симпо» («Православный вестник»), который издавала православная миссия в Токио.

В 1879 году отец Николай был в России и договорился о стажировке для японки в иконописной мастерской Новодевичьего Воскресенского монастыря в Петербурге, имея в виду подругу Рин - Масако. Но та вышла замуж, и случилось так, что вместо подруги поехала Рин. Путь пролегал по морю через Индийский океан, Суэцкий канал, Средиземное море, Черное море. По дороге она посетила храм Софии в Константинополе, а в Александрии впервые надела европейское платье. Ей было 24 года, и это была первая женщина-японка, приехавшая учиться в Россию.
В марте 1881 года Рин прибыла в Петербург и поселилась в Новодевичьем монастыре. Можно себе представить, какое это было для неё испытание. Южанка, оказавшаяся в петербургском климате, не знавшая русского языка, не имевшая ни одного близкого человека, с весьма смутными представлениями о православии (в то время даже Библия не была еще переведена на японский язык), она должна была привыкать к суровому монастырскому распорядку. Вряд ли Рин сама осознавала за какой подвиг бралась, но Господь уловляет премудро. Её темпераментная, требовавшая дерзновения натура и святительское благословение сыграли свою роль, и она жила, не оглядываясь назад. Сохранился её дневник первого года пребывания в России. Хрупкая японская стажерка мужественно переносила все трудности и с интересом знакомилась с окружающим миром. В дневнике она часто повторяла одну и ту же запись: «Хочу рисовать! Хочу рисовать!», видимо, это стремление было источником сил и вдохновения для неё. Через три дня после приезда из окна Рин услышала выстрелы - 13 марта 1881 года было совершено убийство императора Александра II.
Началось обучение иконописи на липовых досках темперой с добавлением яичного желтка. Это было для Рин в новинку, так как в Японии она рисовала на бумаге, но гораздо сложнее было постижение духовных основ иконописи. Она увидела пришедшееся вскоре пасхальное торжество, увидела ревность русских православных людей. Все это отличалось от церковной жизни в Японии.

В то время традиционная иконопись на досках, «греческая живопись» (как называла её Рин в дневнике) отстаивала себя в борьбе с распространившейся манерой письма маслом, пришедшей из западноевропейской живописи («итальянской живописью»). Наряду с явным подражанием католической живописи, почитанием рафаэлевских мадонн, начинается поиск и стремление к византийскому и древнерусскому письму. Это было частью более широкого исторического процесса, связанного с ростом национального самосознания в России после долгого засилья иностранщины. Рин Ямасита оказалась вовлеченной в эти противоречия. В монастыре требовали писать в «греческом стиле», но одновременно в мастерской был и приходящий учитель - ректор Академии художеств Федор Иванович Иордан, знаменитый гравер, ориентировавшийся на западное искусство, который, кстати, высоко ценил её способности. Рин стала бегать в Эрмитаж и делать копии с известных западноевропейских мастеров, в основном, итальянцев, эпохи Возрождения, мир которых её поразил. Позже в её творчестве часто сказывалось влияние Эрмитажа. Лики и образы, выходившие из-под её руки, часто приобретали телесность, традиционно не свойственную православной иконописи. Она также занималась рисунком и копировала гравюры под руководством Иордана. Некоторые копии гравюр и масляной живописи её кисти сохранились до сих пор.
Тем временем её отношения в монастыре стали ухудшаться, часто возникали ссоры, плохо знавшая русский язык и находившаяся в ситуации «культурного шока» Рин стала чрезмерно обидчивой. Конфликты были и на почве творческой: Рин любила «итальянскую живопись», а в монастырской мастерской зачастую требовали заниматься только традиционной иконописью. Игуменья матушка Евстория даже запретила ей временно посещать Эрмитаж. К тому же, Рин несчастливо влюбилась. Известно, что она задумывалась о монашестве, о чем написала владыке Николаю. Он ответил Рин ласковым, отеческим письмом, но не благословил её принять постриг. Она последовала его совету, но впоследствии вела почти что иноческий образ жизни: посвятила себя иконописи, много времени отдавала молитве, даже в одежде предпочитала черный цвет. Промозглый петербургский климат и душевные переживания давали себя знать, и Рин стала сильно болеть. Владыка Николай всегда поддерживавший её письмами, посоветовал ей вернуться домой. Весной 1883 года, пробыв в России 2 года, вместо условленных 5-ти, Рин уехала обратно в Японию.

В Токио Рин поселилась при Православной миссии, и с тех пор её жизнь была тесно связана с Николаем Японским, духовно окормлявшим свою ученицу и очень ценившим её творчество. Николай величал её «наша иконописица Ирина Петровна». Она сразу начала трудиться в иконописной мастерской, где проработала 35 лет до 1918 года, уехав в свой родной городок после смерти владыки. Иконы работы Рин украшали и кафедральный собор Воскресения Христова в Токио, и православные храмы в других городах, особенно на севере страны. К сожалению, часть её произведений, и среди них лучшие, погибли во время токийского землетрясения 1923 года в кафедральном соборе и во время второй мировой войны.
В 1891 году Японию посетил наследник российского престола Николай Александрович. К его визиту по просьбе архиепископа Николая Рин рисовала икону в подарок. Тема - Воскресение Христово. Знаменитый мастер Ясудзи Такаи изготовил для неё редкой красоты деревянный оклад в японском стиле. Это уникальное произведение украшало покои Аничкова дворца в Санкт-Петербурге, после коронации Николай II забрал её в Зимний дворец. Так она и оказалась после революции в собрании Государственного Эрмитажа. Рин Ямасита прожила долгую и плодотворную жизнь, и в настоящее время известно по разным оценкам от 100 до 250 её произведений. Однако, подарок Николаю Александровичу - единственная её работа, находящаяся в России.
Умерла Рин Ямасита в 1939 году в возрасте 83 лет. Она не забыта до сих пор, проводятся выставки её работ, о ней выходят книги, статьи, фильмы, телепрограммы. А мы можем подивиться и порадоваться такому необыкновенному торжеству христианского творчества в далекой восточной стране.

Состоялась творческая встреча, посвященная иконе «Воскресение Христово» – работе первой японской иконописицы ЯМАСИТА Рин из собрания Государственного Эрмитажа в рамках выставки одного шедевра. Ради этой встречи из Японии приехала большая делегация православных верующих из Сэндайской Епархии во главе с исследователем творчества художницы профессором Судзуки. Если говорить о взаимопонимании наших народов, то куда уж глубже, если не в православии возможно это сближение. Выставка одного шедевра из собрания фондов Эрмитажа во Владивостоке – большое событие, осознанный шаг навстречу друг другу для наших стран.

Писать иконы для японцев, поверивших Святителю Николаю, большая ответственность и совершенно новое для Японии конца ХIX века явление. Имя иконописицы Ямасита Рин, к сожалению, знают немногочисленные искусствоведы и японоведы, но судьба Ямаситы Рин заслуживает более пристального внимания. Исправить эту ситуацию пытались создатели фильма «Легенда об иконе» (1992), а лучше всего о ней говорят ее работы и дальние родственники, ставшие, волею судьбы, хранителями дома-музея в г. Касама недалеко от Токио.

Они тоже были на этой встрече в галерее, г-жа Янагисава сказала несколько проникновенных слов о Рин, из которых было ясно, что она не просто изучала все, что связано с талантливой родственницей, но и пыталась понять ее так, как если бы она жила рядом. Сама Янагисава-сан и ее дочь – две гостеприимные хозяйки дома в Касама – далеки от религии, и свою родственницу они воспринимают как сложную личность, решительно выбравшую судьбу художника. В нашем разговоре они не раз называли ее словом «боец, воин». Но как бы мы ни избегали глубоких религиозных тем, в судьбе Рин Святитель Николай сыграл уникальную роль. Испытания, которые преодолела Рин в России во время обучения в иконописной мастерской монастыря, сделали из нее совершенно нового человека широких и новых для Японии того времени взглядов.

Мы поговорили с Янагисава-сан в интерьерах дома-музея в Касама о том, каким человеком была Рин, и как закалился ее характер художника. Каково это быть единственной в своем роде, стоять среди бушующего ледяного океана мыслей о своем предназначении на двух разных колышущихся льдинах без возможности выбрать только одну из них.

— Как Вам понравился наш город?

— Владивосток, как мне показалось, очень связан с Японией. Самая близкая к Японии Россия. Выставка в Приморской картинной галерее была очень интересной. Жаль, наши языки такие разные, приходилось вспоминать что-то из английского, чтобы общаться.

— А Ямасита Рин знала русский?

— Она сначала тоже совсем не говорила по-русски, но перед тем, как отправиться на учебу в Россию, немного изучала. Посмотрите, пожалуйста, у нас висит один из экспонатов – лист, исписанный ее рукою, что-то по русской грамматике, кстати, что на нем? Первые полгода она учила русский. В России ее называли Ириной.

— Это склонения. Очень красиво написано. А как она попала в Россию? И не страшно ей было уехать? Японцы и сейчас не очень любят надолго покидать свой дом, а уж тогда…

— Она хотела стать во что бы то ни стало художником, поэтому страх перед неизвестной страной был на втором месте после страха не реализовать свою мечту. В Россию она попала с 1881-го по 1883-й, ей пришлось нелегко. Остались ее дневники, где она пишет о том, что ей было очень трудно. Ей обещали научить её рисовать, и это стало главной причиной, почему она решилась на такое приключение. Не раз ее охватывало отчаяние, иногда ей казалось, что она умрет, не выдержит напряжения.

— Святитель Николай ее отправил?

— Сначала Николай планировал, что поедет другой человек. Рин интересовала только европейская живопись, она не собиралась специализироваться на религиозной теме. Русские иконы поначалу ее даже пугали, она считала, что на них изображены духи-оборотни. И уж тем более рисовать их она не хотела. По приезду в мастерскую она обнаружила, что это не то, что она ожидала и чему хотела посвятить свою жизнь. В монастыре ей постоянно напоминали, для чего она приехала, — чтобы изучать иконопись. В дневниках у нее написано, что ей постоянно пеняли на то, что она не пишет иконы. Когда она попала в Эрмитаж и познакомилась с огромным количеством итальянской живописи, она обрадовалась, потому что это было именно то, что она хотела рисовать.

— У вас висит ее рисунок Аполлонии, очень выразительная работа…

— Аполлония и Феофания были ее наставницами в монастыре, доходило до ссор с ними. В такой ситуации усугублялось все тем, что она не могла выразиться на русском, она хотела объяснить, но слов не хватало. По дневнику мы можем понять, что окружение в монастыре было строгим с ней, а еще столько сил уходило на изучение живописи. Она не могла поступиться своей мечтой стать художником. Никого вокруг из японцев тоже не было, чтобы поговорить и облегчить душу, письмо передать тоже было не через кого, да и в те времена почта не летала как сейчас электронные сообщения.

— Но, в конце концов, такие незаурядные иконы получились!

— Они ведь не совсем в православной русской традиции выполнены. Отец Николай, увидев ее иконы, благословил ее работы, ему понравилось. Несмотря на строго канонизированные формы икон ей удалось выразиться в них как в картинах. Видимо, так она и воспринимала иконы, поскольку по сути своей была живописцем. Благодаря своему стилю она создала серию японских православных икон с индивидуальными чертами, возникшими благодаря ей.

— Здесь мы видим, что она искала себя как художник, писала далеко не только иконы.

— Она начинала с укиёэ, нихога. Были портреты и другие картины, но остались из законченных только иконы.

— Вы сказали тогда во Владивостоке, что она была не обычная женщина. Выбрав однажды свой Путь, она с него не собиралась сворачивать. Такой поступок и для современности редкость.

— Из России она приехала, видимо, другим человеком, она сразу пришла к Отцу Николаю, он хотел, чтобы она приняла духовный сан, но она себя мыслила только художником. В дневниках Николая есть сожаление об этом. 6-7 лет она не писала икон вообще. Не хотела, она искала себя в других жанрах, в это время она писала разные иллюстрации к книгам и газетным публикациям. Но она все равно была связана с русской православной церковью, и со временем стала писать иконы. Я думала сначала, что это произошло по чисто экономическим причинам, ей нужна была работа, но после изучения ее творчества я пришла к другому выводу. После разговоров с Отцом Николаем и его окружением, она начала писать постепенно и достигла больших успехов.

— Вы говорили, что она с детства хотела стать художником, а иконы не подписываются. Может, она поэтому не хотела ограничиваться иконами, ей хотелось самовыражения? Были ли у нее ученики?

— Учеников не было, но был у нее в подмастерьях Максим, она его кое чему успела научить. Он писал для церкви. Возможно, потому не было учеников, что православие постепенно прекратило распространение, активизировались конкурирующие конфессии. Нужды в большом количестве иконописцев не было.

— Копируют ли сейчас ее работы?

— Есть люди, которые пишут иконы, приходили сюда изучить основы профессии.

— Много ли ученых-искусствоведов изучает ее творчество?

— Искусствоведы Сузуки сан, Оосита-сан, Момияма-сан, студенты часто берут для дипломов и курсовых различные аспекты ее творчества. Интересуются разным: хронологией и манерой писать, она со временем стала плохо видеть, изучают, как изменился ее стиль. Сравнивают ее работы с европейскими оригиналами. Ученые считают, что надо перевести на русский её дневники.

— Как часто проводятся выставки ее работ?

— После Рин осталось около 300 икон, полной выставки давно не было, это нелегко собрать все ее работы, большинство находятся в действующих храмах, последняя большая выставка была лет 10 назад, надо бы повторить, но организовать это очень непросто.

Профессор Сузуки ратует за перевод дневников Рин на русский язык. Это уникальный документ о становлении личности художника. Когда все сложности притирки к новому месту и новым людям остались позади, Рин вернулась домой, первым делом она написала письмо Аполлонии и Феофании, писала, что скучает по своим новым друзьям. На взгляд обывателя, далекого от искусства, мне показалось, что в России в техническом смысле ей дали понимание и навык отражать в картине характер персонажа. Ямасите Рин удавались портреты, она точно подхватывала едва уловимую особенность человеческих лиц. Ведь она этого и хотела от европейской живописи. А в духовном смысле то, что приобрела Рин в России мы лучше поймем, возможно, прочитав ее дневники. Но одно то, что ее имя связывает наши страны на глубоком духовном уровне, дает основание полагать, что душа ее пережила тектонические потрясения. Другой исследователь творчества Рин профессор Оосита задается вопросом в книге о ней: «что же, по разумению Рин, было для нее «писать» и предполагает, что «скорее всего, для Рин «писать» значило больше, чем «радость», «мука», «молитва», «работа», «самовыражение», но сам «акт творения» .

Благодарность: Ассоциация Япония-Владивосток за организацию встречи в г. Касама; Курата Юка за знакомство с творчеством Ямасита Рин много лет назад

Оосита Томокадзу. Ямасита Рин – иконописица, рожденная эпохой Мэйдзи Издательство газеты «Хоккайдо», 2004, 242 с. (стр. 227)

• 
  июня, 13, 2013 | |
  «Дипломатия — это дело не только дипломатов»
  Масая Нисио, заместитель мэра г. Осака, 1986 г.
  Моё, неосуществимое, как мне тогда казалось, желание посетить родину Тоидзуми Ёнэко в далёком японском городе Сабаэ удивительно предугадала Окутани-сама. Мы уже много лет переписываемся, постоянно поддерживаем связь. Мне достаточно было только в одном из писем просто поинтересоваться, как далеко от
• |
  Продолжается очередная выставка работ Студии флористического дизайна Натальи ГАЙДА www.gaidanata.ru/, выполненных в технике «осибана». Выставка проводится при поддержке Японcкого центра и Учебно-научного музея ДВФУ (Океанский проспект, 37, 1-й этаж, остановка транспорта «Покровский парк»). С мая выставка работает под названием «Владивосток в миниатюре-2».
  Студия Н. Гайда не раз проводила выставки в этом здании при поддержке партнеров,
• 
  мая, 26, 2016 | |
  На о. Русский 22 мая 2016 г. закончилась большая туристическая выставка – мероприятие, которого туриндустрия и жители города ждут в течение года. Это большой праздник для всех нас, буквально иллюстрация призыва «все флаги в гости к нам» и подтверждение того, что Владивосток обязан быть в списке must visit у каждого любознательного жителя планеты. Об
• 
  июля, 29, 2014 | |
  2 августа 2014 г. в 15.00 в Музее Города состоится торжественное закрытие выставки «Оригами-цветы». Целый месяц в рамках программы «Летняя школа оригами» горожане могли приобщиться к искусству, пришедшему к нам из Страны Восходящего солнца. Царственный лотос и строгий ирис, шикарный пион и яркий нарцисс, разные виды тюльпана и пышная роза - цветы, имеющие свою

Иконописное убранство сорока православных храмов Японии можно разделить на две основные части: образы, привезенные из России из различных мастерских (Новодевичьего Воскресенского женского монастыря в Петербурге (покупка Св. Николая Японского), мастерской В.М. Пешехонова и др.) и написанные практически единственной японской художницей — иконописцем — Рин (в крещении Ириной) Ямаситой. С её именем обычно и ассоциируется японская иконопись. Творчество Рин представляет не столько художественную, сколько церковно-историческую ценность. На фоне всего богатства православной иконописи произведения Рин Ямасита не кажутся выдающимися, но уникально само явление: иконописица вышла из среды традиционно языческого народа, только-только просвещенного евангельской проповедью. О её судьбе и творчестве и поведем рассказ.Родившись в 1857 году в небогатой самурайской семье, Рин Ямасита рано почувствовала склонность к рисованию и пятнадцатилетней девочкой отправилась в Токио учиться живописи. В то время девушки сами не могли решать свою судьбу, но Рин рано лишилась отца, характер у неё был независимый и решительный, она ушла из дома и пошла в столицу пешком. Её пытались вернуть, но в конце концов с разрешения матери, она начала заниматься традиционным японским искусством — гравюрой «укиё-э». Среди её наставников был один из последних корифеев стиля «укиё-э», именитый Кунитика Тоёхара. Однако, занятия в традиционных японских мастерских не приносили ей удовлетворения, тем более, что по сложившемуся обыкновению молодых учеников в первые годы не столько учили рисованию, сколько привлекали к работе на кухне и уборке. Рин стала заниматься европейской живописью, которая во время вестернизации страны, начавшейся после буржуазной революции Мэйдзи 1868 года, завоевывала популярность и теснила национальные школы.

В 1876 Рин победив в трудном конкурсе, поступила в Школу искусств при Технологическом колледже. В этой школе впервые в Японии было начато обучение европейской масляной живописи, преподавателем был приверженец барбизонской школы, итальянец Антонио Фонтанези, который оказал большое влияние на формирование таланта Рин. Из сохранившейся ведомости известно, что она была превосходно успевающей ученицей. В этой школе она подружилась с Масако Ямамура, горячо верующей православной девушкой, которая в свою очередь представила Рин святителю Николаю Японскому. Встреча эта оказалась судьбоносной, и в 1878 году она крестилась с именем Ирина. Одной из первых ее работ на религиозную тему был эскиз к обложке журнала «Сэйкё симпо» («Православный вестник»), который издавала православная миссия в Токио.

В 1879 году отец Николай был в России и договорился о стажировке для японки в иконописной мастерской Новодевичьего Воскресенского монастыря в Петербурге, имея в виду подругу Рин – Масако. Но та вышла замуж, и случилось так, что вместо подруги поехала Рин. Путь пролегал по морю через Индийский океан, Суэцкий канал, Средиземное море, Черное море. По дороге она посетила храм Софии в Константинополе, а в Александрии впервые надела европейское платье. Ей было 24 года, и это была первая женщина-японка, приехавшая учиться в Россию.

В марте 1881 года Рин прибыла в Петербург и поселилась в Новодевичьем монастыре. Можно себе представить, какое это было для неё испытание. Южанка, оказавшаяся в петербургском климате, не знавшая русского языка, не имевшая ни одного близкого человека, с весьма смутными представлениями о православии (в то время даже Библия не была еще переведена на японский язык), она должна была привыкать к суровому монастырскому распорядку. Вряд ли Рин сама осознавала за какой подвиг бралась, но Господь уловляет премудро. Её темпераментная, требовавшая дерзновения натура и святительское благословение сыграли свою роль, и она жила, не оглядываясь назад. Сохранился её дневник первого года пребывания в России. Хрупкая японская стажерка мужественно переносила все трудности и с интересом знакомилась с окружающим миром. В дневнике она часто повторяла одну и ту же запись: «Хочу рисовать! Хочу рисовать!», видимо, это стремление было источником сил и вдохновения для неё. Через три дня после приезда из окна Рин услышала выстрелы – 13 марта 1881 года было совершено убийство императора Александра II.Началось обучение иконописи на липовых досках темперой с добавлением яичного желтка. Это было для Рин в новинку, так как в Японии она рисовала на бумаге, но гораздо сложнее было постижение духовных основ иконописи. Она увидела пришедшееся вскоре пасхальное торжество, увидела ревность русских православных людей. Все это отличалось от церковной жизни в Японии.

В то время традиционная иконопись на досках, «греческая живопись» (как называла её Рин в дневнике) отстаивала себя в борьбе с распространившейся манерой письма маслом, пришедшей из западноевропейской живописи («итальянской живописью»). Наряду с явным подражанием католической живописи, почитанием рафаэлевских мадонн, начинается поиск и стремление к византийскому и древнерусскому письму. Это было частью более широкого исторического процесса, связанного с ростом национального самосознания в России после долгого засилья иностранщины. Рин Ямасита оказалась вовлеченной в эти противоречия. В монастыре требовали писать в «греческом стиле», но одновременно в мастерской был и приходящий учитель – ректор Академии художеств Федор Иванович Иордан, знаменитый гравер, ориентировавшийся на западное искусство, который, кстати, высоко ценил её способности. Рин стала бегать в Эрмитаж и делать копии с известных западноевропейских мастеров, в основном, итальянцев, эпохи Возрождения, мир которых её поразил. Позже в её творчестве часто сказывалось влияние Эрмитажа. Лики и образы, выходившие из-под её руки, часто приобретали телесность, традиционно не свойственную православной иконописи. Она также занималась рисунком и копировала гравюры под руководством Иордана. Некоторые копии гравюр и масляной живописи её кисти сохранились до сих пор.Тем временем её отношения в монастыре стали ухудшаться, часто возникали ссоры, плохо знавшая русский язык и находившаяся в ситуации «культурного шока» Рин стала чрезмерно обидчивой. Конфликты были и на почве творческой: Рин любила «итальянскую живопись», а в монастырской мастерской зачастую требовали заниматься только традиционной иконописью. Игуменья матушка Евстория даже запретила ей временно посещать Эрмитаж. К тому же, Рин несчастливо влюбилась. Известно, что она задумывалась о монашестве, о чем написала владыке Николаю. Он ответил Рин ласковым, отеческим письмом, но не благословил её принять постриг. Она последовала его совету, но впоследствии вела почти что иноческий образ жизни: посвятила себя иконописи, много времени отдавала молитве, даже в одежде предпочитала черный цвет. Промозглый петербургский климат и душевные переживания давали себя знать, и Рин стала сильно болеть. Владыка Николай всегда поддерживавший её письмами, посоветовал ей вернуться домой. Весной 1883 года, пробыв в России 2 года, вместо условленных 5-ти, Рин уехала обратно в Японию.

В Токио Рин поселилась при Православной миссии, и с тех пор её жизнь была тесно связана с Николаем Японским, духовно окормлявшим свою ученицу и очень ценившим её творчество. Николай величал её «наша иконописица Ирина Петровна». Она сразу начала трудиться в иконописной мастерской, где проработала 35 лет до 1918 года, уехав в свой родной городок после смерти владыки. Иконы работы Рин украшали и кафедральный собор Воскресения Христова в Токио, и православные храмы в других городах, особенно на севере страны. К сожалению, часть её произведений, и среди них лучшие, погибли во время токийского землетрясения 1923 года в кафедральном соборе и во время второй мировой войны.

В 1891 году Японию посетил наследник российского престола Николай Александрович. К его визиту по просьбе архиепископа Николая Рин рисовала икону в подарок. Тема – Воскресение Христово. Знаменитый мастер Ясудзи Такаи изготовил для неё редкой красоты деревянный оклад в японском стиле. Это уникальное произведение украшало покои Аничкова дворца в Санкт-Петербурге, после коронации Николай II забрал её в Зимний дворец. Так она и оказалась после революции в собрании Государственного Эрмитажа. Рин Ямасита прожила долгую и плодотворную жизнь, и в настоящее время известно по разным оценкам от 100 до 250 её произведений. Однако, подарок Николаю Александровичу – единственная её работа, находящаяся в России.Умерла Рин Ямасита в 1939 году в возрасте 83 лет. Она не забыта до сих пор, проводятся выставки её работ, о ней выходят книги, статьи, фильмы, телепрограммы. А мы можем подивиться и порадоваться такому необыкновенному торжеству христианского творчества в далекой восточной стране.

Библиография:

1) Мититака Судзуки «Православная икона Японии и Рин Ямасита», ежегодник «Япония» 1993, Москва, 1994
2) «История одной иконы», по Михаилу Успенскому, журнал «Япония сегодня», июль 1999 г.
3) И. Кожевникова «Ирина-Рин Ямасита, первая японская иконописица», журнал «Япония сегодня», сентябрь 2000 г.